Отечественная война 1812 года. Школьная хрестоматия
Шрифт:
Организаторы и руководители крестьянских партизанских отрядов — Василиса Кожина, Герасим Курин, Федор Потапов, Никифор Савельев, Иван Скобеев, Егор Стулов, Ермолай Четвертаков». Надпись на четвертой доске этого обелиска, обращенной к Киевскому вокзалу, коротко повествует об истории моста:
«Бородинский мост сооружен в 1912 году в память Отечественной войны 1812 года. Реконструирован в 1952 году».
ЧУДО В САВВИНО-СТОРОЖЕВСКОМ МОНАСТЫРЕ
После Бородина обе армии стремительно продвигались к Москве по старой Смоленской дороге. Четвертый корпус наполеоновского войска под командованием вице-короля Италии Евгения Богарне, отделившись от основной армии в Можайске, через Рузу двинулся на Звенигород – небольшой город московской губернии, расположенный
«Неприятельский корпус находится ныне на Звенигородской дороге... неужели не найдет гроб свой от дружины московской, когда бы осмелился он посягнуть на московскую столицу», — пишет М.И. Кутузов Ф.В. Ростопчину 30 августа.
Направленный к Звенигороду отряд генерал-майора Ф.Ф.Винценгероде задержал в городе корпус вице-короля на 6 часов. Столкновение произошло неподалеку от монастыря, близ которого расположились французы. У монастыря «мы вынуждены были приостановить свое наступление. Находящиеся перед нами крутые, поросшие кустарником высоты... были заняты казаками»,—вспоминает генерал фон Трейзинг. На литографии 1812 года, выполненной немецким художником Адамом, сопровождавшим корпус принца Евгения, запечатлен момент незадолго перед началом боя.
Генерал-майор Винценгероде в донесении императору Александру об этом столкновении сообщает следующее: «31 августа вице-король атаковал меня в Звенигороде. Казаки мои оказали в сем случае чудеса, двое из храбрейших их штаб-офицеров были тяжело ранены; мы взяли пленных, не потеряв ни одного человека, а к ночи я велел продолжать отступление».
Захватив Звенигород, французский корпус в ночь с 31 августа на 1 сентября, разделившись, частично остался в городе, частично – в монастыре.
Основанный учеником Преподобного Сергия Радонежского, монастырь не раз подвергался разорению в эпоху Смутного Времени. Возрождается обитель заботой царя Михаила Федоровича, который дает большие суммы на поновление монастыря, но истинным золотым веком в его истории становится эпоха Алексея Михайловича Романова. В период его царствования монастырь является загородной резиденцией государя, приобретает статус лавры и считается одной из богатейших обителей России. В январе 1652 года произошло обретение мощей Преподобного Саввы Сторожевского — 245 лет они пребывали в земле и 19 января были положены в новую гробницу в Рождественском соборе у южных врат, ведущих в алтарь. Со времени обретения мощей «усердие царя Алексея Михайловича к обители... еще более усилилось». После блестящего расцвета в середине XVII века и относительно благополучного состояния на протяжении XVIII столетия для монастыря снова настала пора испытаний.
В течение шести недель обитель находилась на завоеванной французами территории. В первую ночь пребывания неприятеля в монастыре вокруг крепостных стен поставили часовых, опасаясь внезапного нападения казаков. По приказу принца Богарне охрана была выставлена и у собора, но несмотря на это, главный храм обители XV века, где хранилась святыня монастыря — мощи Преподобного Саввы, все же подвергся разорению. На следующий день были разграблены дворцовые здания, церкви, монастырская ризница, библиотека и архив.
Разорение храмов, монастырей во время войны 1812 года являлось обычным делом для завоевателей, во многих церквях оно сопровождалось осквернением мощей. Главный храм России — Успенский собор Московского Кремля был превращен солдатами Наполеона в конюшню. Многочисленные описания церковных памятников уже освобожденной столицы часто содержат одну и ту же подробность — осквернение Престола. В алтаре московской церкви наполеоновский офицер устроил себе спальню, укрываясь престольными одеждами. Свидетели подобного надругательства — московское духовенство — пытались остановить безобразие, и многие поплатились за свое заступничество жизнью. Случай, произошедший близ одной московской церкви, мог бы стать эпиграфом к не созданной еще в России истории монастырей и храмов в 1812 году. Священник, пытаясь спасти Святые Дары от надругательства, вышел из церкви, чтобы поместить их в более укромное место. Через несколько шагов он был остановлен французскими солдатами. Они принялись было отбирать у него Святые Дары, и тогда священник в последней надежде воскликнул: «Господи! Спаси Самого Себя!» Французы оставили старика в покое. Известны многие подобные случаи, которые свидетельствуют о мужестве и твердой вере российского духовенства.
В 1812 году Саввино-Сторожевский монастырь разделил судьбу многих русских обителей, но несмотря на общее разорение монастыря, мощи Преподобного Саввы остались нетронутыми. Архимандрит звенигородской обители Августин в донесении Св. Синоду о состоянии монастыря сообщает, что «мощи пр. Саввы, в оном монастыре почивающие, находятся в целости как было до неприятеля, и рука нечестия не коснулась их». Инокам стало известно о причине неприкосновенности только спустя 27 лет. О том, когда и в каких условиях было сообщено об этом чуде монахам Саввинской обители, известно из рассказа сына вице-короля герцога Максимилиана Лейхтенбергского, который в 1839 году впервые приехал в Россию и тогда же поведал о ночном явлении Преподобного Саввы своему отцу. Первым услышал этот рассказ граф Новосильцев, адъютант московского военного генерал-губернатора. От П.П. Новосильцева случай, произошедший в звенигородском монастыре, стал известен историку и писателю М.П. Погодину. Воспоминания сына Евгения Богарне были помещены в изданной в 1874 году
В 1839, при императоре Николае Павловиче, были большие манёвры на Бородинском поле, в память знаменитой битвы на этом поле в 1812, 26 августа. П. П. Новосильцев состоял тогда адъютантом у Московского военного губернатора, князя Д. В. Голицына. Во время движения войск и разных эволюций, которые должны были представлять великую Бородинскую битву, памятную в то время для многих участвовавших в оной, Новосильцев случайно встретил герцога Максимилиана Лейхтенбергского, сына героя этого сражения, принца Евгения, бывшего вице-короля Италийского. Герцог ласково раскланялся с Новосильцевым и предложил ему ехать с собой вместе. Разговаривая о Бородинской битве и вообще о компании 1812, бывшей столь гибельной для французского войска, герцог спросил Новосильцева, не может ли он сказать, где находится монастырь св. Саввы и далеко ли от Москвы. Такой вопрос от человека, никогда не бывшего в России, удивил Новосильцева; и в самом деле, где мог слышать герцог о таком пустынном месте, находящемся близ небольшого уездного города Звенигорода Московской губернии? Он сказал герцогу, что в монастыре этом ничего такого нет, чтобы интересно было видеть его высочеству; а не угодно ли ему будет побывать в Святотроицкой Сергиевой лавре, где много замечательных вещей и исторических воспоминаний, и вместе с тем просил герцога дозволить ему быть его путеводителем. Герцог, улыбнувшись, поблагодарил за любезность и сказал: «Вас, вероятно, удивляет, что я знаю о монастыре св. Саввы, несмотря на то, что там нет ничего замечательного. Вы ещё более удивитесь, если я вам скажу, что я, католик, хочу поклониться вашему св. Савве: я в этом дал обет умирающему человеку, а именно отцу моему. Он взял с меня честное слово, если когда-нибудь судьба приведёт меня в Россию, непременно отыскать место, где погребён св. Савва, и поклониться ему. Хотите знать, отчего он этого от меня требовал? Слушайте. Отец мой, принц Евгений, как вероятно вам известно, при нашествии императора Наполеона на Россию, находился в его армии и командовал корпусом, состоявшим из французов и итальянцев. При вступлении армии в Москву, ему поручено было от Наполеона наблюдать дороги, ведущие в Москву, и защищать их от партизан, образовавшихся тогда в русской армии и делавших большой вред своими неожиданными появлениями на разных пунктах. В одно утро дали знать моему отцу, что около Звенигорода появился русский отряд (как он после узнал это была кавалерия генерала Винценгероде). Он сейчас же приказал авангарду своего корпуса с достаточным количеством артиллерии выступить к тому месту, где показался неприятель. С этим отрядом войск он выступил и сам, желая подробно изучить местность окрестностей Москвы, и, если удастся, захватить неприятеля врасплох. Но сделавши переход более 10 миль и посылая во все стороны разъезды, они никого не видели; вероятно русские партизаны, узнав, через своих лазутчиков, о выступлении против них значительного числа войск, удалились и спрятались в лесах. Так как войска отца моего от большого перехода были очень утомлены, то он решился остановить дальнейшие поиски, и разместить отряд на биваках близ одного монастыря, который был у них в виду, сам со своим конвоем и некоторыми генералами отправился в монастырь, где они и заняли комнаты в кельях. В монастыре они нашли несколько спрятавшихся монахов, которым они не сделали никакого зла, а попросили только принести хлеба и какую-нибудь пищу, что они и исполнили. На ночь расставили кругом монастыря часовых и в лагере также, чтобы быть готовыми при малейшей тревоге. Было уже около 10 часов вечера.
Отец мой, утомленный от большого перехода верхом, отправился в особую комнату, где ему приготовили кровать, на которую он не раздеваясь лег и скоро заснул сном праведника. Здесь он не может припомнить, во сне или наяву, но он видит, что отворяется дверь в его комнаты, входит тихими шагами человек в чёрной длинной одежде, подходит к нему так близко, что он мог при лунном свете рассмотреть черты лица его. Он казался старым, с седой бородой.
Около минуты стоял он, как бы рассматривая принца, наконец тихим голосом сказал: «Не вели войску своему расхищать монастырь и особенно уносить что-нибудь из церкви. Если ты исполнишь мою просьбу, то Бог тебя помилует, и ты возвратишься в своё отечество целым и невредимым». Сказав это, старец тихо вышел из комнаты. Принц, проснувшись на рассвете, сейчас вспомнил это видение, которое представлялось ему так живо, как бы на яву. Он немедленно позвал адъютанта и велел ему отдать приказ, чтоб отряд готовился к выступлению обратно к Москве, со строгим запрещением входить в монастырь. Отпустив адъютанта, принц пошел посмотреть церковь, у входа которой стояли часовые. Войдя в храм, он увидел гробницу и образ, который поразил его сходством своим с человеком, представившемся ему ночью. На вопрос его, чей это портрет, один из бывших тут монахов отвечал, что это образ св. Саввы, основателя монастыря, тело которого лежит в этой гробнице. Услышав это, принц с благоговением поклонился мощам святого и записал его имя в своей памятной книжке. После этого события ему приходилось быть почти во всех сражениях, начиная от Малоярославца, во время отступления французской армии из России и в кампании 1813 в Германии. Ни в одном сражении принц не был ранен; слова старца сбылись: он возвратился благополучно в отечество, и даже после падения Наполеона остался всеми любим и уважаем».