Отель последней надежды
Шрифт:
Небольшая толпа официантов в смокингах стояла, вытянувшись во фрунт, и еще какие-то люди вносили корзину цветов, увидев которую Максим Вавилов сказал:
— Ого!
Мать улыбалась и что-то говорила хозяину ресторана, который вышел встретить гостей, давешний неразговорчивый боров, собрав красную лысину складками, подобострастно тряс отцу руку. Отец милостиво выносил рукопожатие, и у него было немного насмешливое лицо.
Максим остановился, чуть-чуть не дойдя до них.
Про борова и ту, которую когда-то звали Катей, он начисто забыл.
Отец отвернулся от борова и посмотрел на сына. Секунду ничего не происходило, а потом они шагнули друг другу навстречу.
Они оказались поразительно похожи, и Катя Вавилова, тихонько улыбаясь, вдруг подумала, что теперь знает, как ее муж будет выглядеть через тридцать лет.
— Привет, — сказал Максим. — Папа, это моя жена Катя.
— Катя! — громко и весело воскликнул отец. — А где-то тут моя жена Таня! Тань, ты где?! Родная мать вашего супруга, Катенька!
Боров сладко улыбался, кланялся и все совался к отцу, пока тот досадливо не отстранил его рукой.
— Познакомьтесь, мой сын Максим, — так же громко, на весь зал, провозгласил он. — Максим работает со мной. По всем вопросам теперь к нему, к нему, а нам, старикам, и на покой пора!..
И, отпустив совершенно борова, он по-гусарски подхватил с одной стороны Катю Вавилову, с другой собственную жену, провожаемый батальоном официантов, метрдотелем, хозяином и корзиной цветов, которую тащили четверо, повлек их за собой, к другим высоким двустворчатым дверям, которые стали как бы сами по себе открываться перед ним. Свита двигалась следом, а он еще что-то успевал нашептывать своим дамам, а Катю потрепал по щечке, и, когда он вдруг оглянулся на сына, Максим увидел его смеющиеся глаза.
— Надежда! — закричала Лидочка и замахала рукой. — Беги, девочка, там Наумова совсем зашивается, дура такая! Опять она китайский язык не выучила, хотя я ей говорила, сто раз говорила — учи китайский!
— Сейчас, Лидочка. В четыреста восемнадцатом горничная унитаз разбила, представляете?
— Как разбила? — поразилась Лидочка. — Она из него пила и уронила?
— Она на него залезла, чтобы пыль протереть за зеркалом, а он треснул! Нам туда людей селить, а унитаз разбился.
— Поставь горшок, — посоветовала Лидочка. — И давай, давай быстрей на ресепшен!
Надежда побежала в сторону главного входа, но остановилась и оглянулась.
— Лидочка, вы не знаете, зачем управляющий совещание собирает?
— Знаю, но не скажу, — ответила Лидочка загадочно и махнула рукой, чтобы Надежда бежала быстрее.
Она добежала до центрального холла и ринулась к стойке портье, возле которой не было никаких китайцев. Тани Наумовой тоже не было видно, и вообще никого из портье, хотя был вечер пятницы, самый разгар веселья — именно вечером в пятницу собиралось особенно много народу.
Высокий мужик посторонился, когда Надежда подлетела, и она на ходу пробормотала:
— Извините.
— Not at all, — ответил вежливый мужик, и она подняла на него глаза.
Дэн Уолш смотрел на нее сверху вниз и улыбался во все свои триста шестьдесят пять зубов.
Как во сне, она подошла и потрогала рукой его куртку.
— Зачем ты приехал?
— Привет, — сказал он и перехватил ее руку.
— Зачем ты приехал?
Он засмеялся:
— Президентский визит через два месяца.
— Как?! — вскрикнула Надежда. — Опять?!
Полковник Уолш кивнул.
— На этот раз все по-настоящему.
По-прежнему никого не было возле центральной стойки портье, и только Пейсахович улыбался из-за стекла хитрой улыбкой.
— Послушай, — сказал Дэн Уолш, — когда меня выпроводят на пенсию и я стану парижским таксистом, ты будешь жить со мной в крохотной мансарде на Больших Бульварах?
— Что? — переспросила она серьезно.
— Я все время в разъездах, — тоже очень серьезно сказал он. — Я даже не знаю, имеет ли право офицер федеральной службы безопасности США состоять в связи со всякими русскими! А если меня выгонят с работы, я не смогу купить тебе дом в тридцать шесть комнат.
— А ты хочешь состоять со мной в связи?
— Ничего в жизни так не хотел.
Надежда потянулась к его уху и прошептала:
— Значит, все в порядке. Шалаш и корка хлеба с вами, Ричард!
Полковник Уолш захохотал, подхватил ее под мышки, как маленькую, и поцеловал на виду у всего отеля, на виду у Лидочки Арсентьевой, Тани Наумовой, которая выглядывала из-за перегородки, и целой делегации китайцев, ввалившейся в высокие стеклянные двери!
И когда он ее поцеловал, Пейсахович торжественно заявил последнему из китайцев, который вежливо остановился, чтобы послушать, что скажет ему швейцар:
— Вот теперь в наш отель может пожаловать сам Моисей! Я бы лично ему ни одного слова на это не возразил! Я бы ему так и сказал: уважаемый Моисей, добро пожаловать!..