Отель "Руби"
Шрифт:
Без всякого предупреждения, Элиас размахивается огнетушителем и, с отвратительным звуком, тот врезается в голову Кеннета. Тело портье становится неподвижным, кренится в сторону и с тяжёлым стуком падает на ковёр. Элиас бросает огнетушитель на пол и проводит дрожащей рукой по волосам.
Я остолбенело стою на месте. Не знаю, мёртв ли Кеннет, мертва ли Лурдес. Элиас стоит посреди этого совершенного безумия, от изнеможения опустив плечи.
— Шевелись, — шепчу я себе под нос, понимая, что должна проверить, как Лурдес. Вызвать копов, получить помощь.
— Шевелись, — снова говорю я, отталкиваюсь от стены и иду к этой бойне.
Сразу же направившись к Лурдес, я изумлённо наблюдаю, как она, кашляя, поворачивается на бок. Её кожу покрывают пятна, сосуды в глазных яблоках полопались, кровь сочится по белку.
— Я позову на помощь, — говорю я ей, борясь с паникой. Я смогу это сделать. Здесь я справлюсь лучше, чем тогда, с мамой. Я спасу Лурдес.
С пола доносится стон, мы с Лурдес видим, как корчится там Кеннет. Из пробоины в его голове вытекает кровь, но он, похоже, не умирает. Несмотря на то, что он тиран, я рада этому. Мне бы не хотелось, чтобы Элиас предстал перед судом за убийство и, возможно, сел в тюрьму за то, что пытался спасти друга. Элиас пятится назад и прислоняется к стене. Его руки опущены вдоль тела, словно он сдаётся. Герой, что ворвался в эту комнату несколько минут назад, побеждён. Он смотрит на Лурдес и беспомощно пожимает плечами.
— Мне так жаль, — борясь со слезами, произносит Элиас. — Я пытался спасти тебя в этот раз.
В этот раз, повторяю мысленно я, теперь понимая, почему персонал так сильно боится портье. Такое случалось уже не раз.
— Я знаю, — задыхаясь, говорит Элиасу Лурдес. Я помогаю ей, когда она старается сесть. Лежащий на полу Кеннет издаёт булькающие звуки, и комнату заполняют звуки удушья. Я поворачиваюсь к Элиасу.
— Мы должны вызвать скорую помощь, — говорю я. — Я могу позвонить отсюда?
Элиас не слышит моего голоса, он смотрит вниз, на Кеннета. Портье перекатывается с боку на бок, отчаянно нуждаясь в медицинской помощи. Лурдес, которую я обнимаю, безудержно трясётся. Цвет её кожи вернулся к нормальному оттенку, но она что-то бормочет себе под нос. Я прислушиваюсь и не сразу понимаю, что она говорит.
— Он никогда не умирает, — снова и снова шепчет подруга срывающимся голосом. И тут, словно в ответ на эти слова, голова Кеннета резко поворачивается в нашу сторону, его глаза таращатся прямо на Лурдес. Его лицо покрыто кровью, череп деформировался от удара огнетушителем. Но, полумёртвый, он улыбается. Я взвизгиваю. Лурдес подрывается с кровати. Наклонившись, хотя ей больно, над Кеннетом, она кричит ему:
— Умри. Просто умри уже.
На мир свергается хаос, и я смотрю на Элиаса, желая, чтобы он прекратил это. Но Элиас только в отчаянии наблюдает за происходящим с выражением полной безнадёжности на лице. Я не успеваю осмыслить, что творится, когда Лурдес хватает с грязной тележки для подачи еды острый столовый нож. Мои глаза расширяются, я ору, чтобы она остановилась, но всё случается слишком быстро. Лурдес падает на колени рядом с портье и до самой рукояти погружает нож в его грудь. Кеннет стонет, а Лурдес выдирает из его тела нож, обрызгав меня тёплой кровью, а затем снова вонзает его.
Хриплый визг, вырвавшийся из моего горла, с трудом можно отнести к человеческому. На тот момент я словно покидаю своё тело. Ужас, тепло крови на моём лице — это сокрушает меня. Я выбегаю из комнаты.
— Просто умри! — продолжает кричать Лурдес.
Солёные слёзы и кровь ослепляют меня, и я судорожно стираю их с лица. Затем направляюсь к лестнице, помня о словах Элиаса, что «Руби» будет пытаться замедлить меня.
Они только что убили человека. Боже мой. Они только что убили человека. Поднимаясь по лестнице так быстро, как только могу, я зову на помощь. Теперь ничего не будет как прежде. Я считаюсь соучастницей? Моя ли в этом вина, потому что общалась с персоналом?
Я вылетаю с лестницы в ярко освещённый коридор и несусь в вестибюль. Посмотрев вниз, вижу, что вся моя одежда покрыта кровью.
— Помогите! — кричу я.
Поворачивая к вестибюлю, я поскальзываюсь из-за крови на моих сандалиях. Моя коленка сильно ударяется о мраморный пол. Я снова зову на помощь и, поднявшись на ноги, бегу к стойке.
Но никто не отвечает мне. Несколько человек останавливаются, чтобы посмотреть на меня, но в их взглядах больше любопытства, чем тревоги, остальные же совсем не обращают на меня внимания.
— Да что с вами всеми, на хер, такое? — кричу я, кружась, чтобы смотреть на них. — Нам нужна помощь! Вызовите скорую!
— Мисс Каселла, — окликает меня голос из-за стойки регистрации. В этот момент жизнь останавливается. Лица людей вокруг меня сливаются в единое размытое пятно, и то, что ещё осталось от моего здравого рассудка, распадается на мелкие осколки. Этого не может быть. Не может…
Я медленно поворачиваюсь лицом к стойке регистрации. За ней, по-прежнему одетый в свою бордовую униформу, со сложенными на груди руками, стоит Кеннет… с услужливой улыбкой на лице. Я делаю глубокий вдох, уверенная, что вот-вот упаду в обморок. Когда перед глазами у меня начинает темнеть, Кеннет протягивает мне чёрный конверт.
— Хорошие новости, — любезно произносит портье. — Вы получили приглашение на вечеринку.
Глава 14
Моя мама умерла три месяца и одиннадцать дней тому назад.
Порой по ночам я копалась в воспоминаниях, отыскивая самые плохие, думая, что если мне удастся вспомнить о ней что-нибудь ужасное, то будет легче смириться с её смертью. Как если бы из-за этого она её заслужила. Мерзко, конечно, и я понимала это, но почти каждый день мне было слишком больно, чтобы жить. Я не могла принять это. Не знала, как двигаться дальше. Но, как показал пример Дэниела, те плохие воспоминания делали её ещё более реальной. Моей. И поэтому я попыталась вообще о ней не думать.
Это был самый обычный день — ну почему всё так нечестно? Ведь её смерть должна была стать мировой катастрофой — вся вселенная должна была разделить со мной эти страдания. Но это была просто среда. Я только что приехала в школу, и мы с Райаном плечом к плечу прошли через главный вход. Обычно его друзья-спортсмены окликали его по имени, стукались с ним кулаками. Но не в тот день. Когда мы проходили мимо канцелярии, я впервые заметила, что что-то не так. Через стеклянную перегородку мне было видно столпившихся вокруг главного стола учителей. Никто из них не плакал — иначе всё сразу бы обнаружилось. Но мой учитель естествознания, мистер Пауэлл, предал их группу. Строгое выражение его лица дало слабину, челюсть отвисла, словно слетевшая с петель дверца. Слегка сгорбившись, он дышал через рот и пялился на открытую дверь кабинета моей мамы.