Отель «Савой»
Шрифт:
— Откройте! — кричал Каннер.
— Неужели вы думаете, что мы собираемся у вас издохнуть! — кричит Нейнер, и рубцы от ран горят на его щеке, как будто намалеванные кармином.
Нейнер отталкивает госпожу Иетти Купфер и открывает дверь.
Швейцар, весь окровавленный, лежит в своем кресле.
Несколько рабочих стоят в сенях. Один бросил ручную бомбу.
Снаружи, в узкой улице, теснится большая толпа кричащего народа.
Гирш Фиш спустился вниз в кальсонах.
— Где Нейнер? — спрашивает рабочий,
— Нейнер дома! — говорит Игнатий.
Он не знал, бежать ли ему к военному врачу или вернуться обратно в бар, чтобы предостеречь Нейнера.
— Нейнер у себя дома! — заявляет рабочий стоящим на улице.
— К Нейнеру! К Нейнеру! — кричит какая-то женщина.
Улица опустела.
Швейцар убит. Военный врач не произносит ни слова. Никогда я не видал его таким бледным.
Все общество из бара спасается бегством. Нейнер просит полицейского офицера сопровождать его.
Утро, как и все предыдущие, начинается косым дождем. Пред отелем «Савой» выстроена цепь полицейских. Полиция с обоих концов преградила доступ в узкую улицу.
Толпа стоит на базарной площади и швыряет камни в пустую улицу. Камни заполняют ее середину. Ее можно было бы вновь перемостить. Полицейский офицер со своими замшевыми перчатками стоит в дверях отеля. Он удерживает меня и Звонимира, когда мы собираемся выйти. Звонимир отстраняет его. Чтобы не быть побитыми камнями, мы держимся вплотную около стен. Миновав полицейский кордон, мы начинаем протискиваться сквозь толпу.
У Звонимира много друзей. Они кричат:
— Звонимир!
— Друзья! — говорит какой-то мужчина, стоя на колодце. — Ждут войска! Сегодня вечером они будут здесь!
Мы проходим по городу. В нем тихо. Лавки закрыты. Нам навстречу попадаются еврейские похороны. Носильщики с покойником на плечах несутся во всю прыть, и с криком за ними следом бегут женщины.
Мы знаем, что нам уже не суждено снова увидеть отель «Савой». Звонимир хитро улыбается: «Наша комната не оплачена».
Мы проходим мимо той табачной лавочки, в которой выставляются номера выигравших в малой лотерее билетов.
— Вчера был тираж, — говорит Звонимир.
Лавочка опасливо и глухо заперта, но тиражная доска прикреплена к стене, рядом с зеленою дверью в лавку. Я не увидел своих номеров; быть может, вчера их записали мелом и дождь смыл их.
Авеля Глянца мы встречаем в еврейском квартале. Ночь он провел не в отеле. Он сообщает новости:
— Вилла Нейнера разрушена. Нейнер и его семейство уехали на автомобиле.
— Убить! — орет Звонимир.
Мы возвращаемся к отелю. Толпа не расходится.
— Вперед! — кричит Звонимир.
Несколько возвращенцев подхватывают этот призыв.
Какой-то человек протискивается сквозь толпу и остается впереди. Вдруг я вижу, как он протягивает руку, раздается
— Ура! — кричат возвращенцы.
— Дайте место! — кричит Фаддей Монтаг, рисовальщик. Он высокого роста и худощав, выше всех на полголовы. Он кричит в первый раз в своей жизни.
Его пускают вперед, и за ним следуют другие.
Постояльцы отеля протискиваются сквозь толпу на базарную площадь.
На базарной площади стоит заведующий гостиницей. Он проник сюда незамеченным. Он прикрывает рот обеими руками, и зовет, и напряженно протягивает шею к окнам седьмого этажа:
— Господин Калегуропулос!
Я слышал, как он зовет и прокладывает себе путь к нему. Тут происходит так много интересного. Меня же интересует Калегуропулос.
— Где Калегуропулос?
— Он не хочет уйти! — кричит заведующий. — Он, подумайте, не хочет!
В это мгновение открывается люк чердака, и появляется Игнатий, старый лифт-бой. Неужели сегодня его так высоко поднял его лифт?
— Отель горит! — кричит Игнатий.
— Спускайтесь же вниз! — зовет заведующий.
Вдруг из чердачного люка вырывается яркое пламя; голова Игнатия исчезает.
— Нам нужно спасти его! — говорит заведующий.
Вдруг, подобно зверю, вырывается сноп желтого пламени.
Загорается на шестом этаже. За окнами видны белые пучки огня.
Пожар на пятом, четвертом этажах. Горят все этажи в то время, как толпа штурмует гостиницу.
В суматохе я замечаю Звонимира и окликаю его.
В сильный шум тяжелыми ударами врывается звон городских башен и колоколен.
Раздается барабанная дробь. Ее сопровождает гул от твердо ступающих подбитых гвоздями сапог. Раздается звук команды.
Солдаты явились раньше, чем я предполагал. Они ступают точно так же, как и мы когда-то маршировали, широкими, развернутыми двойными шеренгами с офицером во главе и барабанщиком сбоку. Ружья с примкнутыми штыками они держат наперевес. Они маршируют под дождем, грязь летит вверх, и вся сомкнутая солдатская масса топает, подобно машине.
Командный оклик разъединяет эту плотную массу. Двойные шеренги расступаются. Солдаты стоят, подобно вырубленному лесу, в больших интервалах на арене борьбы.
Они окружают весь массив зданий. Толпа замкнута в отеле и на тесной улице.
Звонимира я больше не видел.
Всю ночь я прождал Звонимира.
Было много убитых. Быть может, Звонимир был среди них? Я написал его старику-отцу, что Звонимир умер в плену. К чему мне было сообщать старику, что смерть настигла его силача-сына в пути?