Отголосок
Шрифт:
Затем он находит мой клитор мокрыми пальцами и мягко гладит по комочку нервов, в то же время он медленно засовывает свой большой, твёрдый член, так медленно, что это граничит с пыткой. Я чувствую каждый сантиметр его члена, пока он не погружается глубоко в меня.
И я, наконец, дома — в безопасности единственного человека, с которым я когда—либо хотела поделиться этим.
Он находится все ещё внутри меня, когда говорит:
– Ты единственная, кто когда—либо заставлял меня так себя чувствовать.
– Как?
Вытащив из меня член, он входит в меня обратно, рыча:
– Вот так, - и он заполняет меня очень глубоко.
Моё
Снова вытаскивая свой член из меня, он хлопает по мне бёдрами, спрашивая:
– Ты чувствуешь это?
– ударяя по моему сладкому месту глубоко внутри.
– Да, - дышу я.
– Скажи мне, - требует он, когда входит обратно в моё тело, целенаправленно вдалбливаясь в меня и соединяя нас вместе.
Мои глаза закрываются, когда я позволяю ему взять меня с собой, давая ему моё тело целиком, чтобы он мог пользоваться и использовать его, как он хочет.
– Я люблю тебя, - я выпускаю воздух, который мы теперь разделяем.
– Скажи мне ещё раз.
Мою кожу покалывает от лучезарного удовольствия.
– Я люблю тебя, Деклан.
Я начинаю терять себя, извиваясь бёдрами, чтобы встретить каждый его толчок. Я чувствую, как его член становится все толще, тяжелее и жарче. Его хватка на моих запястьях сжимается, но это только заставляет меня чувствовать себя в безопасности.
– Открой глаза, - я слышу его, и в тот момент, когда я это делаю, я ощущаю его запах — сигаретного дыма и мочи.
Моё тело холодеет, когда мои глаза открываются, и Карл смотрит на меня сверху вниз, трахает меня своим отвратительным членом и дышит своим гнилостным дыханием.
Очнувшись и дрожа всем телом, мои глаза открываются, чтобы поприветствовать ещё одну снежную ночь. Ещё один дурной сон овладел моим подсознанием. Это третий кошмар, из—за которого я проснулась сегодня вечером. Ушли в прошлое ночи с Карнеги, моим другом—гусеницей. Его заменили сцены с Декланом, любящим меня, и сырые подвалы, воняющие мочой шкафы, и видения дрочащего Карла, когда он наблюдает за мной.
Я не спешу, чтобы успокоить моё колотящееся сердце. Я сосредотачиваюсь на снежинках, которые собираются на окне. Некоторые из них тают, перестраиваясь в капельные реки, которые медленно пробираются по стеклу. Я зарываюсь в одеяло, пытаясь согреть себя, и когда я отрываюсь от залитого лунным светом снега, мне нужно немного времени, чтобы мои глаза привыкли.
После того, как я несколько раз моргаю, я вижу его, и задерживаю дыхание, размышляя, не воображаю ли я это — воображаю его.
Он сидит на стуле в нескольких футах от кровати, в которой я лежу, облокотившись на колени. Я знаю, что он действительно здесь.
Почему он здесь?
Ни один из нас не двигается и не говорит. Мы просто смотрим друг на друга в темноте и тишине. Но я хочу подойти. Моё тело пытается опуститься на колени, чтобы он властвовал всеми моими чувствами. Сон, из которого я только что вырвалась, был настолько реальным. Все что я хочу — быть в том месте, где мы можем иметь такие моменты. Но сон так быстро превратился в кошмар, и я знаю, это из—за того, что сделал Деклан.
Как я могу жаждать этого человека, который теперь мучает меня? Что в нем такого, что заставляет меня так легко прощать его, даже не задавая вопросов?
Я замечаю, что он хмурится, и мы оба ощущаем отчаяние.
— Что мы делаем?
Его голос — тихий хрип, наполненный скорбью.
Сидя, я не свожу с него глаз, но я не знаю, что сказать. Я хотела бы ответить на его вопрос, но я просто в замешательстве. Он владеет моими эмоциями, скачущими повсюду и борющимися внутри меня.
Я теряю зрительный контакт, когда он опускает голову в ладони, и его голос звучит негромко:
— Что я наделал?
И я не знаю, разговаривает ли он со мной или с собой, но я по—прежнему молчу, пока он продолжает:
— Что ты сделала? Я не знаю, что здесь происходит... Что это между нами... Что это внутри меня.
— Это борьба между сердцем и разумом, — шепчу я, и когда я это делаю, он смотрит на меня.
Я вижу, как его лицо сжимается от горечи, чувство наполняет комнату, и ему требуется некоторое время, чтобы снова заговорить. Его слова пропитаны стыдом.
— С тобой все в порядке?
Когда я не отвечаю ему, он выдыхает:
— Это глупый вопрос.
— Деклан...
— Мне очень жаль. То, что я сделал... Это не было...
— Остановись! — говорю я ему, когда его голос начинает ломаться.
— Что с тобой случилось в детстве? — Его руки сжимаются, когда он борется со своими нарастающими эмоциями. — Это, бл*дь, ломает меня.
— Не делай этого.
Но он даже не замечает моих слов, и продолжает:
— И потом, что я сделал с тобой... Я не знаю, как потерял контроль. Увидев тебя в этой комнате... Это все должно было быть нашим. Ты даже не знаешь, как сильно я этого хотел. Как я хотел забрать тебя от мужа, я думал...
Он позволяет своим словам дрейфовать, и я хочу плакать, но не могу. Я знаю, что он не хочет видеть мои слезы, поэтому сдерживаю себя, но внутри я погибаю. Сидеть здесь и слушать его слова, скрывая собственные крики, это ужасно. Этот человек очень дисциплинирован и имеет большой авторитет, поэтому тяжело слышать, что он разбит и настолько уязвим, это разрушает меня.
— Как я могу пережить обман такого масштаба? — в конце концов, спрашивает он.
— Если бы я знала. Я хотела бы вернуться. Но я не могу. Я даже не знаю, как это все объяснить. Я хочу быть честной. Я хочу, чтобы ты знал настоящую меня, чтобы знал правду, но это так тяжело. Поскольку истина настолько груба и искажена, ты, вероятно, даже не поверил бы этому, потому что люди не хотят верить, что жизнь может быть настолько ужасающей. Я испорченный человек. Я знаю это. Я не знаю, что значит быть здравомыслящим человеком, но ты заставляешь меня желать узнать это. Ты заставляешь меня желать попробовать.