Отголосок

Блэр Э. К.

– Что в Лондоне?

– Бизнес, - отвечает он, не предоставляя никакой дополнительной информации, поэтому я спрашиваю:

– Другой отель?

– Да. Я недавно заключил сделку по земле. Завтра у меня встреча с несколькими разными архитекторами, которых я могу нанять.

– Это действительно интересно.
– И когда я сажусь, я спрашиваю: - Когда ты отвезешь меня к Айле?

– Я не хочу, - равнодушно говорит он.
– Я бы предпочел, чтобы ты осталась здесь, где я могу следить за тобой.

 - Следить за мной?

Затем он отворачивается и кивает

головой в направлении маленькой камеры, прикрепленной к одной из стальных балок, которая соединяет панели из стекла.

– Они находятся во всех комнатах, - утверждает он, и в этом есть определенный смысл, как еще поддерживать такой уровень безопасности в доме такого масштаба.

– Деклан, - я колеблюсь, чувствуя себя неловко от того, что остаюсь здесь, пока он уезжает.

– Я не могу доверить тебя и Айле. Дважды, когда я приходил, ты причиняла себе боль.

– Но мне странно быть здесь, если ты этого не хочешь.

– Тебе здесь не нравится?
– спрашивает он, и я сразу отвечаю:

– Нет, это не так. Мне здесь нравится. Просто это...

– Тогда ты останешься здесь, пока я не вернусь.

– Я не понимаю тебя, - слабо шепчу я.

Услышав мои слова, он глубоко вздыхает, поворачивается, чтобы отвернуться от меня, и опускает локти на колени.

– Деклан, пожалуйста. Дай мне хоть какую—нибудь зацепку, с которой я могу начать. Скажи мне что—нибудь, чтобы помочь мне понять.

Он держит голову прямо, и напряжение борется в нем. Мышцы на его спине напрягаются, и я вижу, как она поднимается и опускается, когда его дыхание учащается. Я знаю, что это отражение строящихся эмоций, мне просто жаль, что я не знаю, из чего они состоят.

Я хочу прикоснуться к нему, но я боюсь, что это его разозлит, и он снова уйдет, поэтому держу руки на коленях и просто смотрю.

Когда он, наконец, начинает говорить, его голос ломается вместе с моим сердцем.

– Твой голос... Как только я услышал твой голос после того, как меня застрелили, я сделал все, что мог, чтобы открыть глаза, чтобы увидеть тебя. Я уже прочитал досье. Я уже знал, что ты лгала обо всем. Но часть меня...

Его голос опускается, прежде чем он тяжело сглатывает и смотрит через плечо, чтобы встретиться со мной, продолжая:

– Часть меня хотела верить, что я все понял неправильно и что это не ложь. Но когда он сказал идти, ты сделала это легко, оставив меня умирать...
– Его лицо искажается болью, которую он пытается скрыть.
– Никто никогда не заставлял меня чувствовать себя таким бесполезным и одноразовым.

– Я испугалась.
– Мои слова дрогнули, я не знала, что еще сказать.
– Я была так напугана.

– Я тоже, но ты ушла.

Я задерживаю дыхание, глядя в его глаза, которые скрывают шрамы, которые я нанесла. Бремя вины, которое поглощает меня, парализует, когда я смотрю, как он обнажает хрупкие куски, которые так хорошо скрывает. Он человек, который не что иное, как сила и контроль, но в этот спокойный момент он показывает, насколько он сломлен. Сломленный и брошенный, и это все из—за меня.

– Когда я приехал сюда, - снова начал он, - я не

хотел иметь с тобой ничего общего. Я хотел тебя убить, но потом я оказался снаружи с лопатой, выкапывая цветочные кусты, которые окружают дом, как чертов маньяк, который сходит с ума.

– Зачем ты их выкопал?

– Потому что ты сказала мне, что ненавидишь фиолетовый цвет, а эти кусты распускают фиолетовые цветы весной.

И это кинжал, который пронзает мою видимую прочность. Слезы накапливаются в моих глазах, и мое тело сдерживается, чтобы не расплакаться до конца.

– В моей голове все было настолько хреново, что я не могу вытащить тебя из неё.

– Когда мне было восемь лет, - начинаю я, мне нужно говорить, потому что звук его голоса слишком расстраивает меня. Итак, я отвлекаюсь и раскрываю еще одну часть своего прошлого. Еще одна развязка для него.
– Меня перевели в другую приемную семью. Та, которая заставила меня поверить, что монстры реальны. Я была напугана до глубины души, и когда мне показали комнату, в которой я буду спать, все стены в ней были окрашены в фиолетовый цвет.
– Рука Деклана находит мою щеку, пока я продолжаю говорить.
– Все годы пыток и жестокого обращения были окрашены в фиолетовый.

Его вторая рука покрывает мою другую щеку, и он держит меня. Я не хочу терять связь, но мне нужно больше, чтобы устранить кислую желчь, которая пульсирует у меня в животе. Отражая его чувства, я накрываю его щеки своими руками. Порыв комфорта успокаивает меня, когда я чувствую скрежет его небритой челюсти под руками. Я притягиваю его, и он охотно подходит ко мне, прикасаясь губами к моим. Мы не двигаемся, пока сохраняем покой друг против друга.

Момент разрывается, когда он внезапно отстраняется. Мои руки соскальзывают с него, в то время как его жестко хватают моё лицо. Я чувствую напряжение в его руках, когда его нервы вибрируют у меня на щеках. Его тело замкнулось, напряженные мышцы сократились вокруг его плеч.

– Почему?
– дышу я.
– Почему ты становишься таким холодным?

Он скрипит зубами, и его глаза вспыхивают с презрением.

– Потому что я не хочу быть так близко к тебе. Потому что я презираю тебя. Потому что ты коварная ведьма.

Его тон вонзается, словно нож для колки льда, и мне интересно, всегда ли он будет таким со мной. Если он действительно неспособен позволить себе когда—либо быть уязвимым со мной снова. Может быть, ему суждено быть томительной болью моего сердца.

Боль восхитительна.

– Тогда зачем я здесь? Почему бы тебе не вышвырнуть меня, сказать, что ты меня ненавидишь?

– Я ненавижу тебя, - говорит он.

– Тогда зачем прикасаться ко мне, целовать меня, трахать меня?

– Это — моя больная тяга, - признается он.
– Голод усиливается, чем больше я его кормлю.

И коварная ведьма, в которой он только что обвинил меня, оживает. Потому что с ним я хочу быть эгоисткой. Я хочу, чтобы он был моим, а не чужим.

Я знаю, что я самолюбива, когда наклоняю голову в сторону, представляя ему мягкую кожу шеи, но мне все равно, и я приглашаю его, говоря: