Отказ не принимается
Шрифт:
Его взгляд постоянно опускается на мой живот. Почему-то это меня очень сильно смущает.
Мне не нравится смущаться. В этом есть что-то от отношения между мужчиной и женщиной. А сейчас речь идет об отношениях между двумя людьми. Из-за этого я злюсь еще больше:
– Я ничего не жду от тебя. Я не знаю, что делать. Ты говоришь, что понимаешь. Ни черта ты не понимаешь! – сбивчиво выплескиваю я свой гнев на Воронцова агрессивным шипением, которое выходит у меня вместо крика.
Виктор даже немного теряется.
– Ты оставишь ребенка? – глухо спрашивает
– Да, – обхватываю себя руками и отворачиваюсь к окну, за которым уже темнеет, а значит, скоро вернутся домочадцы. Нужно успеть закончить этот бесполезный разговор и выставить Воронцова.
– Про Тиль ты права. Нужно с ней поговорить, но ты сказала… есть еще фактор против, – напряженный вопрос Виктора ввинчивается в мозг.
Серьезно? Он правда не понимает?
– У нас не выйдет семьи. Ты уже пробовал брак по залету, и должен это понимать. Двое чужих друг другу людей не становятся семьей от того, что у них в паспорте появляется штамп, или потому что они живут под одной крышей.
– Чужим? Ты считаешь меня чужим? – Воронцов встает за моей спиной. Я чувствую его всего, хотя он даже не прикасается ко мне. От него всегда идет волна жара. Как можно быть таким горячим? И идиотом?
– Нас ничего не связывает. Мы из разных миров, – сглатывая ком в горле, говорю я. – Ты вряд ли станешь частью моего мира, а я не уверена, что хочу вливаться в твой. Ты сам, твое окружение… Друзья, которые считают нормальным влезть в чужую жизнь, анонимы, следящие за мной, теща, которая довела до срыва собственную внучку, не пожалела. Ты думаешь, я такого хочу для своих детей?
– Егор хотел помочь. Он больше не полезет. А Ирина… Я уже урезал ее содержание, вот она взбесилась. Моя служба безопасности уже установила, что именно она прислала мне эти фотки. Дура. Мы поговорили с Галей…
При имени его бывшей жены у меня что-то царапает внутри. Я не хочу знать, зачем они разговаривали, но гордость мешает мне сказать об этом вслух, и Виктор договаривает:
– Она не была в курсе этой самодеятельности. Да, так случилось, что Галя не слишком привязана к Тиль, но и зла ей не желает. Ей очень не понравилась выходка матери, и она согласилась пересмотреть соглашение. Теперь Ирина сможет видеть Эстель только раз в месяц и в моем присутствии.
– Зачем ты мне это рассказываешь? Допустим, все так и будет. Но не никакой гарантии, что Ирина не захочет напакостить мне или ребенку. И вообще… О чем мы говорим? Это все глупо и бессмысленно.
– Варя, мы говорим о том, что у нас будет ребенок. И я бы хотел его воспитывать. Вместе с тобой. Ему нужен отец. Как и Тимке. Почему ты мне сразу же ничего не сказала?
Горько хмыкаю.
– Во-первых, я понятия не имела, кто отец Тимошки, и уж тем более его дядя. А когда узнала… вступило в действие во-вторых… – я резко оборачиваюсь к Воронцову, между нами всего несколько сантиметров, и воздух почти трещит от напряжения. – Ты себя хорошо помнишь? Как ты себя вел в чем меня подозревал? Откуда бы у меня возникло желание с тобой делиться? И я боялась, что ты отберешь Тимку.
Губы
– В твоих глазах я настолько плох?
На самом деле, нет, но я молчу.
– Посмотри на меня. Варя.
Поднимаю взгляд и вижу потемневшие глаза под сдвинутыми бровями.
– Я не подарок, но вовсе не такой монстр, которым ты меня представляешь.
– В том-то и дело, – охотно соглашаюсь я. – Я тебя вообще не знаю. Сколько мы знакомы? Месяц?
– Может, дело в том, что ты не хочешь знать? А, Варя? Я вот знаю, какие конфеты и цветы ты любишь, в какой позе тебе нравится спать, что ты выковыриваешь морковку из винегрета, что у тебя третий размер груди, что ты предпочитаешь мелодрамы, и что тебе хорошо со мной в постели, – каждое слово падает на меня, как камень. – А что обо мне знаешь ты? Может, для начала надо хотя бы попробовать?
– Ради чего? Ради ребенка? – печально усмехаюсь я.
– Ради себя, Варя. Ради себя. Я люблю детей и хочу, чтобы у меня их было много, но я бы не стал связывать себя с кем-то лишь ради этого. Ты сказала, поступки говорят громче слов. Так какого хрена ты не обращаешь на них внимания? Чего ты ждешь? Разговора о чувствах? Так ты слышишь только то, что хочешь, а остальное пропускаешь мимо ушей. Поверь, я умею красиво врать, но не стал. А то, что я сказал, ты обесценила. Какая-то игра в одни ворота. Для танго нужны двое. Мне надоело быть чудовищем.
Как же жалят его слова.
Трудно сказать, сколько в них истины, но даже если чуть-чуть…
– Уходи, сейчас мои вернутся, – прошу я.
– И что? Я стыдный секрет? – сарказмом сочится тон Воронцова.
– Нет. Но я еще никому не говорила. Даже маме. И я бы хотела сделать это без тебя.
– Опять без меня? Все без меня.
– Я прошу тебя. Мне и так… непросто.
– Все время меня гонишь. Хорошо, но нам все равно придется обсудить наши планы.
– Я понимаю. Дай мне время.
Шумно вдохнув воздух, Виктор идет в прихожую. Я ползу за ним, чтобы запереть дверь. Накинув пальто, Воронцов неожиданно нежно обнимает меня. И я ему это позволяю, потому что этот тихий скандал выпил и меня все силы.
«А что обо мне знаешь ты? Я устал быть чудовищем».
Обидные слова снова и снова прокручиваются в голове, пока я стою, уткнувшись носом в грудь Виктора.
«Для танго нужны двое. Ради себя, Варя. Ради себя».
Глава 67
– Вот и так и вышло, – я верчу в руках Тимошкиного динозавра не в силах поднять глаза на маму.
Мы сидим на кухне. Шипит электрический чайник.
Чувствую себя ужасно.
Будто я что-то плохое сделала. Разочаровала маму, и вообще…
– Он тебя принудил? – напряженно спрашивает она.
Неожиданный вопрос все-таки заставляет меня вскинуть на нее взгляд.
– Н-нет, – я даже заливаюсь краской. Все-таки я еще не ощущаю себя настолько взрослой, чтобы так смело обсуждать с ней свою половую жизнь.