Отказ не принимается
Шрифт:
– Варя, изнасилование – это не только с применением силы… – мама очень нервничает. – Это я виновата. Я отправила тебя на эту подработку…
О, господи! Она винит себя!
– Нет, мам. Точно нет.
– Не надо меня успокаивать, – голос ее дрожит, а костяшки пальцев, которыми она обхватывает чашку, побелели.
– Я не успокаиваю. Честно, мам. Когда я давала отпор, он отставал, но вот один раз я не устояла… – божечки, пожалуйста, я не хочу об этом рассказывать ей. Это слишком личное. – Он
Мама поджимает губы:
– Будь это не отец твоего ребенка, я бы только похвалила этого Виктора Андреевича. Мужики нынче разучились добиваться женщину. Вон у меня на работе девчонки молодые ноют, что парни только и могут в соцсетях написывать и лайки ставить. Но этот твой Воронцов…
– Он не мой, – открещиваюсь я.
– Да уж прям не твой. Ты от него ребенка ждешь. Говоришь, и так отвязаться не могла, а теперь и подавно не избавишься.
– Ты считаешь, что надо прервать… – горло перехватывает спазмом.
– Нет, – отмахивается мама, погружаясь в свои мысли. – Если ты хочешь рожать, то надо рожать. Но теперь в расчет придется брать этого твоего медведя. А я его даже не видела. Отец-то он хороший?
– Нормальный. Насколько это возможно. Детей любит, с Тиль проводит много времени, но занятой, конечно, и балует без меры. Эстель вообще считала, что меня ей подарили…
– Охренеть, – шокируя меня, выдает моя интеллигентная мама. – Ну хоть ответственность готов взять. Воспитывать ребенка не боится.
– Да он не только про «воспитывать», он сегодня про семью говорил, – в моем голосе слышна горечь.
– А ты, значит, с ним семью не хочешь? – мама пытливо вглядывается мне в лицо. – Тебе с ним хорошо было?
– Я не знаю. Пока мы с Тимкой жили в коттедже, было хорошо. А потом, когда я уехала…
– Ну это понятно, что, когда ты уехала, все полетело в трубу, – кивает она.
– Почему это? – удивляюсь я.
– Обиделся. Ты его не оценила, пренебрегла, отказалась, – хмыкает мама.
«А то, что я сказал, ты обесценила», – снова всплывают в голове обвинения Воронцова.
– Какая принцесса! – буркаю я.
– Ну раз переступил через себя и опять нарисовался, значит, не такая уж и принцесса. Только именно это и говорит о том, что тебе от него не отцепиться.
– Ты его защищаешь? – изумляюсь я.
– Нет, конечно. Козел, как и все мужики. Я просто пытаюсь понять, с кем жизнь свела мою… единственную дочь.
У меня в груди все сжимается.
Да, я у мамы осталась одна. У нее есть только мы с Тимкой.
Мама устало трет лицо.
– Это, конечно, насмешка судьбы. Надо же, Тимка его племянник. Эх, Маша… – Но, наверное, это хорошо, что у Тимошки есть дядя и сестра…
Да. Карма какая-то. Как в мексиканском сериале.
–
– Ты сама-то что думаешь?
– Ничего. В голове пусто. И страшно. И Виктор ждет от меня какого-то ответа…
– Он-то ясное дело. А ты? Чего хочешь ты? Я на твоей стороне, и всегда буду, только вот, доча, я так и не понимаю, как ты к нему относишься. То он пугающий, раздражающий, тиран и деспот, а то – хороший отец, тебе с ним хорошо было. Носки и фрукты – я так понимаю, его тиранских рук дело?
– Я не знаю… – впервые в жизни мне не хочется принимать никаких решений. Вот бы, как улитка, спрятаться в свою раковину. Месяцев на девять.
– Придется разобраться. Пока ты сама не знаешь, чего хочешь, твой Воронцов так и будет давить. Он почувствует, когда решение принято.
– Звучит так, будто и приставать ко мне он продолжал, потому что я сама не определилась.
– Так и есть. Ну, это я так думаю, исходя из своего опыта. Думай, доча, – поднимается мама со своего места и гладит по голове. – Тебе с этим товарищем все равно придется договариваться.
Думай.
Легко сказать.
А у меня мысли разбегаются, как тараканы из-под веника.
С чего начать даже не понимаю.
Почему-то я ждала, что Воронцов будет мне названивать, а телефон молчит.
Ах да, я же его в черный список сунула. Надо разблокировать. Сейчас скрываттся смысла нет. Он уже обо всем знает.
Стоит мне только снять блокировку, как тут же приходит сообщение от Виктора: «Все меня сегодня бьют. Ты – поджопником, Екатерина – полотенцем».
Против воли улыбаюсь, и тут же задумываюсь, за что ему прилетело? Я-то понятно, а вот Екатерина с чего озверела?
Немного помаявшись, я ее набираю. Нет-нет, вовсе не потому что мне интересно, что происходит у Воронцова. А так. Просто. Спрошу, как дела у Тиль.
– Варя, – радуется мне Екатерина. – Ну как ты? Что этот дуболом натворил, а?
Я как-то сразу догадываюсь, что она имеет в виду Виктора. Очень ему подходит.
– А за что вы его полотенцем?
– Он сказал, что ты не хочешь нас видеть, и мы в черном списке. Тиль на него просто обиделась, а я спросила, в чем дело. Сидит вон. С вискарем. Идиот.
Ага, так это он мне пьяный написал.
– И что он сказал?
– Ничего, кроме того, что он тебе не нужен, и цитирую: «я так просто не сдамся». Я психанула, отобрала у него лимоны и лед. Сидит, пьет теплый виски, как дурак.
Женская солидарность – она такая.
– Так ему и надо, – одобряю я. Мелочно, но все равно. – Как там Тиль?
– Он ее только уложил. Обрадовалась, что папа раньше времени приехал, на ушах стояла. Эстель требовала, чтобы Виктор тебя привез, ну он и выдал. Теперь мрачнее тучи.