Откровение Егора Анохина
Шрифт:
В те дни, впервые в связи с восстанием, возникло имя Антонова и все чаще стало повторяться. Одни говорили, что мятежники позвали Антонова возглавить движение; другие утверждали, что он сам вышел к ним и объединил разрозненные отряды восставших. Теперь уж никто не спрашивал, кто руководит крестьянами: Антонов.
Егор в те дни как бы раздвоился; один деловой, серьезный, хлопотал по делам эскадрона, принимал пополнение, размещал, проверял боевое состояние; другой – хмурый, подавленный, тоскующий, часто оглядывался, мучительно вспоминая, куда и зачем едет, или ловил себя на том, что, возвращаясь из губкома партии в казармы, которые находились за железнодорожной линией на берегу Студенца, непременно свернет к базару, чтобы ехать мимо Христорождественского собора, полюбоваться его, словно искусно вырезанными из кости, башенками с маленькими золотыми куполами. Возле Христорождественского собора, бело-голубого, легкого, воздушного, с каким-то пронзительно-грустным тонким звоном колоколов, всегда чувствовал себя Егор легко, благостно, возникало ощущение вечности, почему-то радостно было от мысли, что и тогда, когда его, Егора Анохина, не будет на земле, этот собор с его маленькими золотыми луковками будет парить
Сделав необходимые приготовления, командующий двинул обе ударные группы на подавление мятежа: одну на юг Тамбовского уезда, где было главное бандитское гнездо, другую в Кирсановский уезд. Сожгли по пути село Золотовку, откуда обстреляли конный разъезд красных, и возле деревни Афанасьевка Каменской волости столкнулись с отрядом Антонова. В том бою эскадрон Анохина не участвовал. По пути в Каменку командующего известили, что в деревне Вязники находится отряд бандитов, и командующий войсками отрядил туда эскадрон Анохина. Небольшой отряд повстанцев не стал дожидаться эскадрона, ушел неизвестно куда. Преследовать, искать его было бесполезно, и Анохин стал догонять ударную группу.
В Каменскую волость эскадрон прибыл, когда бой, который длился больше пяти часов, закончился. Анохин узнал у крестьян, что был большой бой в Федоровке, соседней с Афанасьевкой деревне, и повернул туда.Выезжая на пригорок перед Федоровкой, услышал стук пулемета, затем легкие хлопки винтовочных выстрелов и поскакал рысью, думая, что бой продолжается. Но выстрелы утихли сразу. Неподалеку от Афанасьевки увидел на краю оврага возле большой кучи свежей земли мужиков, человек пятнадцать. Они быстро мелькали лопатами, зарывали яму, работали суетливо и молча. Когда Анохин остановился возле, не обернулись, не заинтересовались, словно не заметили эскадрона. Жухлая трава, земля аршина на два от края ямы с противоположной от мужиков стороны густо залита кровью, будто кто полил ее из ведра, а потом топтался в ней, месил ногами, волочил что-то волоком по этому кровавому месиву. Егор догадался, что произошло здесь, и хрипло спросил, выдавил из себя только одно слово:
– Пленных?
Никто ему не ответил, никто не посмотрел в его сторону. Анохин расстегнул кожанку на груди, покрутил головой и тихо спросил:
– Сколько их было?
Один мужик, в старой овечьей шапке, в дырявом зипуне, перехваченном на поясе веревкой, глянул на Егора исподлобья, буркнул:
– Двести… не меньше…
И продолжал, как машина, ритмично загребать мягкую черную землю лопатой и швырять в яму. Работал он, казалось, с закрытыми глазами.
Ударная группа была еще в Афанасьевке. Разгоряченные красноармейцы рассказывали, как, когда антоновцы начали их теснить, кавалерийский дивизион Переведенцева лихой атакой врезался в их пехоту, изрубил, опрокинул. Если б не Переведенцев, худо бы пришлось. В штабе командующего, в просторной чистой избе зажиточного крестьянина, накурено так, что лица людей маячат в сизом тумане, как в сумерках. Душно, шумно, колгота. Егор пробрался к командующему, сидевшему за столом, заваленном бумагами, доложил о прибытии. Глядя на сытую довольную морду командующего, на его красные многочисленные чирьи на щеках и шее, Егор все время видел кровавую грязь на краю ямы, и хотелось поскорей выбраться из дымной душной комнаты. Командующий выслушал рассеянно, расспрашивать не стал, и Анохин с облегчением выскочил на крыльцо. Здесь тоже многолюдно, цибарят курцы, смеются, поскрипывают портупеями и кожей курток. Трое сосредоточенно читают какие-то листки, не обращают внимания на смех, разговоры. Егор остановился возле них, спросил:
– Что это?
Один из чтецов молча сунул ему в руку листок. Егор прислонился к столбу крыльца и стал читать.
«В борьбе ты обретешь право свое»
ПРОГРАММА СОЮЗА ТРУДОВОГО
КРЕСТЬЯНСТВА
Союз Трудового Крестьянства ставит своей первой задачей свержение власти коммунистов-большевиков, доведших страну до нищеты, гибели и позора. Для уничтожения этой насильственной власти и ее порядка Союз, организуя добровольческие партизанские отряды, ведет вооруженную борьбу, преследуя нижеследующие цели:
1. Политическое равенство всех граждан, не разделяя на классы, за исключением Дома Романовых.
2. Созыв Учредительного Собрания по принципу всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, не предрешая его воли в выборе и установлении политического строя, с сохранением права за избирателями отзыва представителей, не выражающих воли народа.
3. Впредь до созыва Учредительного Собрания установление временной власти на местах и в центре на выборных началах союзами и партиями, участвующими в борьбе с коммунистами.
4. Свобода слова, совести, печати, союзов и собраний.
5. Проведение в жизнь закона о социализации земли в полном его объеме, прямого и утвержденного Учредительным Собранием.
6. Удовлетворение предметами первой необходимости, в первую очередь продовольствием, населения города и деревни через кооперативы.
7. Регулирование цен на труд и предметы производства фабрик и заводов, находящихся в ведении государства.
8. Частичная денационализация фабрик и заводов. Крупная промышленность (каменноугольная, металлургическая) должна находиться в руках у Государства.
9. Рабочий контроль и государственный надзор над производством.
10.Допущение русского и иностранного капиталов для восстановления хозяйства военно-экономической жизни страны.
11. Немедленное восстановление политических и торгово-экономических сношений с иностранными державами.
12. Свободное самоопределение народностей и населения бывшей Российской Империи.
13. Открытие широкого государственного кредита личности.
14. Свобода производства кустарной промышленности.
15. Свободное преподавание в школе и всеобщее, обязательное обучение грамоте.
16. Организованные и действующие ныне партизанские и добровольческие отряды не должны быть распускаемы до созыва Учредительного Собрания и разрешения им вопроса армии.
Тамбовский
Да здравствует Союз Трудового Крестьянства!
Да здравствуют боевые орлы, ведущие народ по программе правды!
На другой день командующий двинул свой двухтысячный отряд в Борисоглебский уезд и неподалеку от Туголукова снова столкнулся с Антоновым. На этот раз бой был короткий. Антоновцы быстро рассеялись, разбежались. Конница рубила бегущих. Приказ был в плен не брать, рубить, колоть, стрелять на месте. Преследовали недолго.
Командующий войсками в этот же день издал приказ о полном и окончательном разгроме банды Антонова, распустил по домам мобилизованных совработников, а красноармейцев призвал напрячь все силы к единому побуждению крестьян к выполнению хлебной разверстки. Но уже на другой день пришло известие, что Антонов с крупным отрядом захватил большое село Знаменка в тридцати километрах от Тамбова. Значит, за ночь он прошел семьдесят километров. Вслед ему была брошена вся конница: дивизион Переведенцева в Знаменку, а дивизион Угарова, усиленный эскадроном Анохина, в сторону Хитрово, чтобы отрезать Антонова от Кирсановских лесов. В этом дивизионе комиссаром оказался Максим, бывший заместитель Маркелина. Он увидел Анохина, обрадовался, обнял, поцеловал в щеку, словно были они давние друзья. Егор смутился. У него эта встреча радости не вызвала. Душевное состояние было такое, что лучше бы знакомые не встречались. А Максим был весел, возбужден, говорлив. Рассказывал, какой озорной командир Угаров, к черту на рога вспрыгнет и «барыню» сбацает. Похохатывая, сплевывая, цыкая слюной сквозь зубы, вертясь в седле, говорил, какую сдобную девку он прижал в катухе в Афанасьевке, как она дрожала от страсти, когда он ее на солому уложил, и как отец ее, здоровяк-бородач, после всего хорошего кланялся, благодарил, провожал его до калитки. Благодетелем называл. Ехали они рядом в середине отряда между дивизионом Угарова и эскадроном Анохина. Спокойный топот сотен копыт коней сливался с шумом, шелестом, звоном сухих листьев молодого оголившегося наполовину, посветлевшего леса, с говором всадников, с пофыркиванием коней. Из лесу несло теплым влажным запахом опавших листьев, привычно пахло едким конским потом и кислым запахом размякшей от пота кожи. Осенняя дорога, подсохшая после недавнего недолгого дождя, шла вдоль извилистой опушки леса. Справа – лес, слева бугристое, овражистое поле с густыми всходами зеленей. Ярко-зеленое, бархатное.
– Дрожит вся, ахает, – смаковал Максим, цыкая слюной сквозь свои редкие зубы на землю. – Я поначалу думал, б… темная, а она – целка…
– От страха дрожала, – буркнул, перебил Егор, с тоской вспоминая утробный хрип Настеньки, доносившийся из горницы.
– Ну-у, брось!
– Шмякнула бы разок по шее, ты б отстал?
– Не-е… Разгорелся, терпежу нет. Ты б глянул на нее… Устоять нельзя!
– А если б отец ее, здоровяк, заступился? Как щенка б выкинул тебя из катуха?
– Я б выкинул! – перебил, усмехаясь, Максим. – К стенке, как контру…
– Вот те и страсть! – едко и зло фыркнул Егор. – Страх. Жить охота… Запугали мужиков… На моего б отца, он те сразу хребет переломил!
– Чего ты злишься?..Ой, беду какую сделал… Встала она, отряхнулась и пошла…
Максим не замечал, что Егор сжимает зубы так, что желваки вздуваются на скулах, старается не глядеть на него, чтоб не вспылить, не взвиться.
– Я ж не только для себя, я и для нее старался, – продолжал Максим. – В Тамбове девки ох как липли… Они, должно, во мне за версту козла чуют. Дух особый, – хохотнул он.
– Смотрите, братцы! – услышали позади вскрик, оглянулись и напряглись.
Сзади на пригорок выскочили две пароконные тачанки, наверное, из оврага, и понеслись друг за другом наперерез к дороге, по которой только что прошли красноармейцы. Не доскакав до дороги, прямо на зеленях развернулись разом, остановились, ощерились пулеметами. И тотчас же впереди из лесу навстречу дивизиону выкатили неторопливо еще две тачанки и тоже развернулись. А из оврага сбоку показалась широкая густая цепь пехоты. Человек триста, прикинул Егор. Дивизион и эскадрон молча сгрудились, скучились плотно у леса. Пехота появилась и сразу залегла в зеленя. Чернели, возвышались на пригорке только бугорки голов. Максим рванулся рысью к Угарову. Анохин неторопливо затрюхал следом, испытывая непонятное злорадное чувство: мол, допрыгались, сейчас всыпят! Ни волнения, ни напряжения, как всегда, перед боем он не чувствовал. Наоборот, какая-то вялость, сонливость напала. Угаров, усатый парень лет двадцати, с загорелым дочерна лицом с густыми прямыми бровями, вытянувшимися под козырьком фуражки в сплошную ленту: когда он хмурился, они соединялись, сливались в ровную линию, – сидел на коне в окружении своих эскадронных, смотрел, как впереди, там, где лес клином врезался в поле, появлялась, копилась конница с красным флагом, который трепало ветром над головами. Конный отряд небольшой, сабель двести, а у Угарова с Анохиным около пятисот. Смять можно, если, конечно, в лесу не прячется столько же.
– Сам Антонов, – кивнул головой в сторону конницы Угаров, разъединил брови и вытянул из ножен шашку. – Нам повезло. Будем атаковать! – Он поднялся в стременах, вытянулся и запел тонко, высоко, по-мальчишески: – Дивизио-о-он, к бо-о-ою! – Конь, горячась, заплясал под ним, вскидывая голову. – За мной!
Угаров упал в седло, толкнул шпорами коня в бока, шлепнул шашкой плашмя по крупу и отпустил поводья. Конь рванулся и, выкидывая задние ноги, бросаясь вырванными с корнем зеленями, помчался на Антонова. Никто не поддержал порыв командира, не кинулся следом, кроме Максима. Он дернулся за Угаровым, оглянулся, увидел, что отряд остался на месте, мгновенно развернул коня к лесу и, низко пригибаясь к шее, нырнул в кусты, хрустнул, замелькал, скрылся за деревьями. А Угаров, удаляясь, летел в одиночку, крутил над головой свинцово поблескивающую шашку, быстро сближался с отрядом Антонова, подскочил, врезался – конница расступилась перед ним и тотчас сомкнулась, колыхнулась и успокоилась, проглотив командира дивизиона. Слышно было сквозь шум леса, как ветер трепал красный флаг антоновцев, хлопал им. Егор вздохнул, оглянулся на свой эскадрон, замерший в нерешительности, буркнул негромко: