Откровенность за откровенность
Шрифт:
В каком-то смысле Глория в тот день родила Бабилу.
Сказать, что она пришла в восторг, когда белобрысый коротышка, который отзывался на кличку Бабилу, явился, сославшись на гинекологиню, к ней в кабинет, было бы преувеличением. Она обнаружила, что не все гомосексуалисты — красавцы, а ведь в этом сложившемся представлении ей никогда не приходило в голову усомниться. Связывая красоту мужчины с гомосексуальными наклонностями, Глория не подпускала к себе тех, что ей по-настоящему нравились и благоразумно остановилась на Механике с его весьма средними эстетическими данными. С этого разочарования началась ее неприязнь к Бабилу, которая усилилась, когда она поняла еще кое-что: душа
Бабилу стал ее личным секретарем, очень личным — он попросту был у нее на побегушках. Это он давал Кристел первые уроки вождения, после чего гинекологине пришлось заплатить за новое крыло к «Кадиллаку» сына. А кто как не он носил в чистку вещи начальницы, бегал за жареным цыпленком, когда на нее нападал жор во время диеты, поливал ее чахлые комнатные растения, кормил и поил крысу, до которой никому больше не было дела, и мыл грузовичок Механика между двумя переездами к родителям?
Вот уже несколько недель Бабилу переводил в своем текстовом редакторе фрагменты романа Авроры — Глория высветила их для него желтым. Он терпеть не мог эту работу — переводить слово в слово, печатая одним пальцем по буковке. Глаза противно слезились от экрана, свет которого так раздражал, что Бабилу выполнял эту повинность ночами и каждое утро выдавал очередную порцию. Глория находила ее, проснувшись, на экране своего компьютера: Splatch! Have a good day! [14]
14
Удачного дня (англ.).
По официальной версии выжимки делались, чтобы представить обзор творчества Авроры Амер студентам группы «феминин стадиз». Но, воспользовавшись тайным паролем компьютера начальницы — не привыкать, когда-то он так же открывал ящик чужого стола, стащив ключ, — Бабилу обнаружил, что на его переводе растет будущий роман Глории Паттер, «African Woman». Оп-ля! Splatch!
Его работа над переводом продвигалась медленно, урывками, так что роман существовал пока в виде наметок. Однако уже вырисовывался сюжет: молоденькая девушка из африканской деревни, именуемой «Образцовой», попав в бордель, который содержит Королева Маб, познает жизнь Порт-Банана.
Он немедленно позвонил в Миссинг Эйч Юниверсити и оповестил о затевающейся афере Горацио.
— ДА НУ? — отреагировал Горацио: он умел говорить таким тоном, что всегда хотелось рассказать ему больше.
— НУ ДА! — подтвердил Бабилу. — Грандиозная, скажу тебе, липа!
Горацио побежал к Бабетте. Он дождался, пока ушли все посетители, закрыл дверь, сел перед Бабеттой и спросил, знает ли она, что Глория пишет роман.
— Роман! — вскрикнула Бабетта, словно ей нанесли удар ножом в спину. Все годы их соперничества она была твердо уверена в одном: писать Глория не будет никогда. Барабанить по клавиатуре, отправлять послания через Интернет по всему свету, конвертировать — это ей еще по силам, но в голове-то пусто. Если кто и напишет роман, так это она, Бабетта, идей у нее столько, что девать некуда.
— Да-да, — подтвердил Горацио, — и называться он будет «African Woman»!
— Она же не знает Африки! — перебила
— А это не важно! — И Горацио выложил ей все: Бабилу переводит Аврору Амер, а Глория колдует над фрагментами, компонует, подгоняет, где-то слово уберет, где-то имя заменит.
— Это же плагиат! — вырвалось у Бабетты.
— Не я это сказал, — заметил Горацио, снимая с себя всякую ответственность.
— Дело тухлое, — продолжала Бабетта, — нам лучше не влезать. Это бросит тень на весь симпозиум, а я терять свою репутацию не хочу…
Она спросила, далеко ли продвинулся роман. Нет, ответил Горацио, ну, то есть, если верить Бабилу, пока имеется только компиляция более или менее хорошо переведенных цитат. Я все-таки с ней поговорю, сказала Бабетта. Я должна с ней это обсудить.
Бабетта позвонила Глории, но Глория притворилась, будто не понимает, о чем речь. Нелегко было сказать, что в ее защищенные паролем файлы проникли и что Бабилу все рассказал Горацио, но ни тот, ни другой фигурировать в деле не желают. А что такого? — отбрила ее Глория. Это будет сокращенный вариант для американских студентов, которые книг не читают вообще. Она не видит ничего предосудительного в желании познакомить широкую публику с Авророй Амер. «African Woman» — всего лишь рабочее название файла, и говорить тут не о чем.
Бабетта, которая и не таких выводила на чистую воду, разговор законченным не считала. Она хотела быть уверенной, что Аврора Амер в курсе происходящего. Глория вспылила, наговорила ей много всякой всячины, о межтекстовых связях, об устных традициях, заявила, что литература принадлежит не только читателю, а язык — не только тому, кто на нем говорит, и сколько можно сидеть на копирайтах, как собака на сене, это вчерашний день, а если Бабетте угодно намекать на плагиат, так, к ее сведению, все обирают всех!
Она дошла до таких повышенных тонов, что Бабетте пришлось отставить трубку от уха, а Горацио, расхаживавший перед ней взад-вперед, вышел из комнаты. Кто что украл, кто кого обобрал? — кипятилась Глория. Это белые украли мою Африку, разграбили мою землю, забрали мои деревья, мое небо, меня, дочь рабов, которых увозили в кандалах, били, насиловали, издевались, крестили, оторвали от корней! Мало им, что они поработили мою страну, теперь они еще и книги о ней пишут!
— А я думала, ты любишь Аврору!
— Я Африку люблю! — и Бабетта услышала в голосе Глории слезы.
Тогда они заговорили о другом, о своих секретарях, которых считали врагами, не зная, что те перезваниваются по ночам и выкладывают друг другу тайны их компьютеров.
— Я вышвырну его за дверь, да к тому же в суд подам, — грозила Глория, наливая себе еще кофе. Про себя она думала, не слишком ли много кофе уже выпила.
— Ну, выгонишь ты его, — отозвалась Бабетта, вконец расстроенная звонком, — придется нанимать другого. Девушку же ты не возьмешь, конечно… а парни все такие. — Она знала, о чем говорила.
К примеру, Горацио — на вид он безупречен, но каждая поездка с ним на симпозиум превращалась для нее в сущий ад. Еще за три месяца ей приходилось успокаивать его насчет темы доклада: он правильно выбрал, это очень интересно. Она читала черновик, вносила поправки, немного, иначе он опять сомневался и комплексовал, но правила обязательно, чтобы показать ему, что он ей не безразличен. Только карандашом, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ КРАСНЫМ, легкие карандашные пометки через страницу, и непременно оставлять большие куски нетронутыми, отдавая должное блестящей работе. Потом он давал ей перепечатку на сверку, потому что сам он не печатал, и ему нужно было посмотреть на свой текст свежим глазом. Перепечатывал он за счет кафедры, мобилизуя всех секретарш. Три дня они сбивали свои длинные алые ногти ради душки Горацио.