Откройте, РУБОП! Операции, разработки, захваты
Шрифт:
Удивительно, но она, считавшая себя самостоятельной и независимой, не оказывала ни малейшей попытки противиться его воле. Да и зачем, собственно?
Несмотря на изрядный возраст — Александру Ивановичу, оказывается, перевалило за шестьдесят, он был неутомимым и искусным любовником, хотя порой секс с ним отличался жесткостью и чрезмерно извращенными, как ей казалось, фантазиями; однако в быту относился он к ней ровно, иногда проявляя трогательную, предупредительную нежность; много времени посвящал детям, возил их на дачи к своим друзьям, откуда те возвращались, сияя гордостью за своего старшего друга, почитаемого
На Олю и Антона каждодневно сыпались всевозможные дары: золотые украшения, престижные тряпки, а что касается Ирины, то вскоре Александр Иванович принес ей первую выплату от должников — десять тысяч долларов, сказав, что у фирмы действительно серьезные проблемы, но к концу года окончательный расчет, включающий начисленные им проценты, будет непременно произведен. От каких-либо гонораров он отказывается, ведь они — одна семья, а, кроме того, ему вполне достаточно собственных денег.
Ирина была счастлива. Безоглядно и упоенно. Порой ей даже казалось, что в эйфории этого счастья есть что-то настораживающе странное, но мысль о сути этой странности набегала и исчезала, как проскользнувшее под солнышком облачко…
Ей ни о чем не приходилось заботиться: за детьми следил мужчина, кому они всецело доверились и кого уже почитали за отчима; изобилие деликатесов в холодильнике было неиссякаемым; порядок в доме поддерживался Олечкой, а она, Ирина, пребывала в восторженно убаюканной неге, в лучезарном, что-то тихо нашептывающем ей сне, спутанным с такой же струящейся радужными потоками, умиротворяющей сознание явью…
Транквилизаторы и наркотики, в диких количествах подмешиваемые ей в еду и питье вором Крученым, неуклонно делали свое дело: Ирина постепенно сходила с ума.
Крученый
Судьба, как не без оснований полагал Крученый, преподнесла ему внезапный и роскошный подарок: практичная и состоятельная женщина Ирина Ганичева, обладательница роскошной четырехкомнатной квартиры в спальном районе столичного Юго-запада, на поверку оказалась безвольной, глупенькой курицей, тотчас же угодившей в его незамысловатые сети комплиментов, подарочков-трофеев, взятых при квартирных налетах и — обещаний выбить долг.
«Крыша» у оппонентов Ирины была крепкой, однако авторитет Крученого свое дело сделал, долг был признан, и половину его он сразу же получил, отдав некоторую толику заказчице, в скором времени должной ни малейшей нужды в каких-либо дензнаках не испытывать, ибо обильные и каждодневные дозы зелья, замешанные корешком Чумы по кличке Аптекарь, вскоре должны были превратить хваткую, сообразительную бабенку в блаженную, непоправимо свихнувшуюся особь, навечно прописанную в палате дурдома.
Когда психперевозка увезла бессмысленно улыбающуюся и распевающую арии из опер и оперетт Ирину к ее собратьям по несчастью, Крученый, усадив за стол Антона и Ольгу, сообщил, что болезнь их матери, связанная с потерей работы и денег, с которыми смылись в неизвестные дали ее должники, эта болезнь поддается лечению крайне тяжело, а потому он, заботливый и ответственный отчим, обязанности попечителя и наставника отныне берет на себя, требуя беспрекословного подчинения всем его указаниям и пожеланиям.
Собственно, подобного рода декларация была излишней: каждое его слово дети ловили с вниманием и восторгом.
Он уже побывал с ними в компаниях воров и братков, они видели выказываемое ему подобострастие со стороны как уголовников, так и солидных властительных дядь, он, не скупясь давал им деньги на карманные расходы, приучал к блатной разудалой жизни, к тому, что успех дается только сильному, хитрому и беспощадному, и его не просто слушали, а слышали…
Ему быстро удалось затмить и разрушить силой своего неукротимого порочного эго, зыбкие устои юношеского благонамеренного устремления к элементарным нормам морали и законопочитания. И вскоре им уже не испытывалось сомнений, что этот мальчик и девочка станут его послушными человекоорудиями, готовыми на все ради любой его прихоти.
Он являл собой громадную искривленную линзу, через которую подростки взирали на новый, внезапно открывшийся перед ними мир. Тот мир, что безраздельно принадлежал их повелителю.
Как только Ирину увезли в больницу, на всякие хождения в школу был наложен категорический запрет: нечего забивать себе голову дурацкими формулами и книжонками, он сам ответит им на все вопросы и даст любые, действительно необходимые знания.
Что же касается школы каратэ, посещаемой Антоном, то это — дело стоящее и похвальное: умело сворачивать головы недругам — искусство, чья востребованность неизбежна в той красочной и увлекательной судьбе, которую он уже уготовил своему воспитаннику…
Подъехав вместе с Чумой ко входу в подвал, где располагалась шарашка по обучению восточным единоборствам, Крученый повторил подчиненному бандиту инструктаж, глядя на висевший у двери рекламный плакат с изображением двух бойцов со зверскими рожами, один из которых пяткой расплющивал нос другому в прыжке, которому мог бы позавидовать матерый самец кенгуру.
По ходу инструктажа сообразительный Чума вставлял ремарки, корректирующие предстоящее охмурение несмышленыша-Антона.
Раскрасневшийся пасынок, выйдя из подвала и, узрев машину отчима, расплылся в довольной улыбке от подобной заботы и ощущения превосходства над сверстниками: небрежно усесться на глазах товарищей в роскошный «Линкольн», дожидающийся тебя на выходе с тренировки, — это кайф!
Первым делом поехали перекусить в маленький уютный ресторанчик.
Одной рукой поглаживая Антона по голове и другой — щедро подкладывая ему дымящуюся аппетитным парком снедь в тарелку, Крученый с озабоченностью выговаривал, что юному атлету необходимо регулярно и качественно питаться, дабы стать настоящим, сильным мужчиной.
Подыгрывая расписанному сценарию, трогательную заботу проявил и Чума, невинно спросив, есть ли у Антона девушка. Узнав, что парень питает симпатии к одной из одноклассниц, тем же нейтральным тоном уточнил, хороша ли девчонка в постели?
Лицо Антона вспыхнуло густым румянцем.
— Э, брат, ты чего? — искренне изумился Чума, присвистнув. — Ты ее не это?.. Или она тебе, вроде, как статуй какой безрукий из музея? Ее ж надо по полному графику, ударными темпами, иначе до них не доходит… Иначе она тебя, как козла на поводке водить станет… Чего на меня глазами сверкаешь? Правду тебе говорю жизненную. Думаешь, ей твои вздохи и всхлипы нужны? Так это только сейчас… А завтра ей другое подавай, сама не отстанет… Не веришь?
Антон лишь смущенно пыхтел.