Открыть ящик Скиннера
Шрифт:
Попутно с открытием CREB Кандел открыл ее антагониста, молекулу, под действием которой мыши почти немедленно забывали все вновь освоенные навыки. Кандел оценил перспективы, которые открывало его открытие. В 1997 году он объединился с гарвардским биологом Уолтером Гилбертом, финансистом Джонатаном Флемингом, специалистом в области нейронаук Акселем Унтербеком, и все вместе они основали компанию «Мемори Фармасьютикалс», которая сегодня, когда я пишу эти строки, пытаясь удержать все подробности в своем стареющем мозгу, разрабатывает новый класс лекарств, обещающий нам пересмотр всех представлений о возрасте и времени, превращение нас, возможно, в мини-Прустов, которых уносит вдаль простой запах корицы, чая или свежего хлеба из булочной.
Я когда-то то ли прочла, то ли написала — теперь
Этот рассказ говорит о той центральной роли, которую играет память в нашем представлении о том, что значит жить. Мы все время слышим: память делает нас теми, кто мы есть; те, кто забывает прошлое, обречены пережить его еще раз. Память придает непрерывность и смысл нашему существованию. Мы если и не одержимы памятью, то по крайней мере сильно ею озабочены. Может быть, дело в том, что она обладает такой метафизической и молекулярной значимостью. С другой стороны, возможно, что мы живем во времена, когда памяти придается уникальный статус: куда бы мы ни двинулись, мы натыкаемся на память. Компьютеры хранят многие из наших воспоминаний и тем самым становятся продолжением нашего мозга. К 2010 году половина населения будет старше пятидесяти, и поскольку люди — вы и я — живут дольше, все больший процент оказывается в тумане старческого слабоумия или тонет в трясине болезни Альцгеймера. Успехи в ранней диагностике означают, что многие из нас уже узнали о том, что страдают этой болезнью на ранней стадии, так что остается только наблюдать за угасанием мозга.
В компании Кандела «Мемори Фармасьютикалс» знают об этом. Компания расположена минутах в сорока езды от Нью-Йоркского психиатрического института, в Монтвейле, Нью-Джерси. Внутри здания извилистые коридоры, клетки с крысами и кошками, подвешенные на веревочках макеты мозга, серпообразные срезы коры мозга животных в питательном бульоне, за которыми внимательно наблюдают двадцать сотрудников фирмы. Цель компании: найти химическое соединение, которое поможет отделенным от мозга нейронам в чашках Петри, а потом и нейронам в мозге человека образовать более крепкие, дольше живущие связи. Сотрудники компании надеются фармакологически усилить CREB, чтобы мы смогли вынырнуть из тумана возрастной потери памяти, а наши чувства обрели былую остроту.
Кандел полагает, что лекарства, которые начала разрабатывать «Мемори Фармасьютикалс», будут доступны покупателям через десять лет. Средство, которое создается, не направлено против болезни Альцгеймера; оно предназначено для нас с вами, родившихся во время беби-бума, тех, кто не может вспомнить, где оставил ключи от машины, или поймать вертящееся на кончике языка слово. Проходящее испытание средство называется «фосфодиэстераза-4»; пока что его дают престарелым мышам, и к ним тут же возвращается ясность мысли, так что старички преодолевают лабиринты так же успешно, как и молоденькие грызуны.
— Маленькая красная таблетка, — называет свое средство Кандел.
Из всех психологических экспериментов XX века ни от одного нельзя было ожидать столь огромного эффекта, который будет иметь этот, когда завершится.
Однако, еще не появившись в продаже, лекарство уже окружено этическими противоречиями. Оно предназначено, как говорит Кандел, для нормального восстановления ухудшающейся с возрастом памяти. Только связанное с возрастом ухудшение памяти, по мнению некоторых ученых, начинается в двадцать лет; так не придется ли нам пускать красненькие капсулы по кругу среди однокурсников сразу после поступления в колледж? Или нужно будет давать их подросткам еще до прохождения тестирования на интеллект, а может быть, даже во время неизбежного подготовительного курса? Не станут ли компании требовать от своих сотрудников, чтобы они принимали лекарство, и не станут ли сами сотрудники делать
Улучшающее память лекарство сопряжено с миллионом потенциальных проблем. Выпустите на свободу CREB, и бог знает что случится с нашим представлением и о настоящем, и о прошлом. Даже если на нас не нахлынет прошлое, не может ли такое лекарство сделать каждый аспект настоящего столь незабываемым, что мы окажемся в умственной неразберихе? В конце концов, для того чтобы наш мозг был способен забывать, должна быть веская причина. Существует эволюционный императив. Мы отбрасываем мусор и сохраняем то, что нам необходимо для выживания, — что в высокотехнологичном мире, что на равнинах плейстоцена.
Не знаю, задумывался ли кто-нибудь о преимуществах потери памяти. Может быть, это говорит о моей ужасной наивности, но только я никогда не видела в болезни Альцгеймера, после того как пациент попадает в ее текучий мир, всех тех ужасов, которые ей приписывают. В конце концов, наши воспоминания — громоздкие шумные штуки, которые приковывают нас к прошлому или заставляют тревожиться о будущем. Мы так заняты тем, что оглядываемся назад или смотрим вперед (а представления о будущем — тоже разновидность воспоминаний, потому что наши ожидания основываются на том, чему мы научились), что мы редко сосредоточиваемся на настоящем. Мы, возможно, плохо представляем себе, как ощущается чистое настоящее — «сейчас», — не замутненное чувством времени. Об этом, наверное, знают животные — и выглядят счастливыми — и страдающие поздними стадиями болезни Альцгеймера. Дэвид Шенк в своей прекрасной книге «Забвение» приводит слова такого пациента: «Я не знал, что обнаружу в этой болезни такое успокоение. Жизнь очень красива, когда занавес медленно закрывается». Может быть, Г. М. ощущает нечто подобное. Для него каждый раз, когда он пробует клубнику, — это первый раз. Каждый раз, когда он видит снег, — это первый чистый снежок, падающий с неба. Каждый раз, когда его кто-то касается, для него это первое прикосновение, первый знак близости.
Кандел, должно быть, знает, какая опасность сопряжена с избытком воспоминаний, а следовательно, знает и о том, что человеческий мозг нуждается в способности забывать. Один из наиболее известных по литературе случаев — это С., мужчина двадцати одного года от роду, которого лечил А. Р. Лурия [44] . Молодой человек имел такую необыкновенную память, что, бросив взгляд на четыре колонки цифр, мог тут же их воспроизвести. Лурия многие годы наблюдал за С., и самое, пожалуй, поразительное было в том, что, сколько бы времени ни прошло, тот помнил все предъявлявшиеся ему колонки цифр, мог вспомнить точное расположение слов на любой прочитанной странице; через двадцать лет он все еще дословно помнил все газеты, издававшиеся в его городе.
44
Лурия А. Р. (1902–1977) — выдающийся российский психолог и общественный деятель.
Впрочем, у С. была одна серьезная проблема. Он был не в состоянии понять смысл того, что читал. Можно было показать ему «Одиссею», и после шести минут пролистывания огромного тома он мог дословно воспроизвести его слово в слово, но при этом понятия не имел, о чем там идет речь. Его озадачивали окружающие люди, потому что он не понимал выражения их лиц. Он оказывался так погружен в малейшие движения лицевых мышц, что был не в состоянии отвлечься от них и определить, что видит — улыбку или гримасу. С. не представлял себе, как разрешить эту проблему. С. прожил унылую и бесцельную жизнь, искалеченный своими необыкновенными способностями.