Открыть за две минуты до полнолуния
Шрифт:
Наша страсть была приправлена горькими специями чётко обозначенных сроков. Все мы знаем, что смертны. Эта чудовищная участь обещана каждому с рождения. Мы всего лишь гости на этой Земле. Но люди находят в себе силы жить с этим гнетущим приговором. Нас спасает то, что злосчастная дата нам неизвестна.
Создавая пары, мы понимаем, что нет никаких гарантий того, что любовь и отношения продлятся вечно. Не помогут ни печати в паспорте, ни совместные кредиты, ни общая собственность, ни ипотека, ни бизнес, и даже куча детей ничего не гарантирует. В любой момент близкий человек может покинуть нас.
Но никто не рвёт волосы на голове от этих всем известных мыслей. Отчего же нам так больно сознавать, что вскоре всё прервется? Оттого, что решение не дали принять самостоятельно? От того, что мы знаем возможную дату? И последнюю, когда казнь состоится стопроцентно? Любимый будет помнить всё, хотя не знала, насколько это будет актуально в его родном мире. Но есть вероятность, что я забуду всё, кроме последнего месяца. Потеряю не только любимого, но и все воспоминания о нас. Гарантировать Ялтеп ничего не мог.
Он периодически заводил речь о квартире, бизнесе, драгоценностях, предметах искусства – обо всём, что мог бы приобрести для меня. Просто деньги или ценные бумаги (любая нематериальная фикция) исчезнут с его уходом. Я только качала головой. В этом не было никакого смысла. Жизнь без любимого выбирать не собиралась. Мы вернёмся обратно к началу петли, всё сгорит, пропадёт, растает.
Теперь, когда я всё вспомнила, у меня появилась надежда, что в следующий раз всё пройдет ещё проще, и процесс вспоминания не будет таким болезненным.
Тогда мой друг из иного мира предлагал сыграть пышную свадьбу. Он соблазнял меня, объясняя, что мы теоретически успеваем сделать это целых пять раз. С каждым разом всё лучше. Будем учитывать ошибки, исправлять самые ничтожные нюансы. Мы достигнем совершенства, получим идеальную свадьбу мечты. Пусть и на пятый раз. Кто ещё может похвастаться такой возможностью?
Я снова качала головой. Мне не нужна была свадьба, о который не будет знать никто, кроме меня. От которой не останется фотографий, видео. Только горькие воспоминания, которыми нельзя будет ни с кем поделиться, если только я не захочу бесконечно рассказывать их санитарам в сумасшедшем доме. А убиваться и делать свадьбу на последней маленькой петле длиною в месяц только для того, чтобы сохранить фотографии, и вовсе не имело смысла.
Глаза невольно наполнялись слезами, я начинала жалеть нас. Себя. Любимого. Тогда он усаживал меня к себе на колени и тихонечко шептал, что учёные в его мире давно работают над проблемой перехода. Они обязательно что-нибудь придумают, и тогда мы будем вместе навсегда.
– Скажи, как давно они работают над этой проблемой?
– Около шестисот лет. – Не стал кривить душой Ялтеп.
– Ваш год равен земному? Ваши шестьсот лет равны шестистам нашим? Как такое может быть в параллельных Вселенных, если даже марсианский год не равен нашему?
– Практически. – Улыбался мой несносный мужчина.
– Что значит практически? Не хочешь отвечать?
– Понимаешь, любовь моя, – лениво пояснил он, – это очень долго и сложно объяснять, просто поверь, что это так.
Наверное, я казалась ему милой дурочкой, из всей физики знавшей только про яблоко Ньютона, а из математики – про пифагоровы штаны. Ничего особо сложного там на самом деле не было, просто параметры G*M/R^3 примерно одинаковы. Про ФОПФ МФТИ я ему не говорила, как-то не заходил разговор на эту тему. Нам и без этого было хорошо.
Я смеялась сквозь слёзы и зарывалась лицом в его волосы. Они пахли земляникой.
– Скажи, почему?
– Почему так долго?
– Почему твои волосы пахнут земляникой?
Тогда он принимал торжественный вид. На миг прикрывал глаза, а затем проводил руками по своим волосам. В какой-то момент быстро протягивал мне зажатые кулаки. А когда раскрывал, на его ладонях лежали настоящие ягоды. Земляника. Как именно он это делал, не признавался, но говорил, что это никакая не магия и даже не фокус, что это также естественно для него, как дышать. Я не верила и требовала повторить. В конце концов передо мной лежала горка земляники, есть которую не собиралась, потому что доставалась она откуда-то из причёски любимого, во всяком случае, такое впечатление создавалось (я, конечно, очень люблю Ялтепа, но волосы есть волосы), а выкинуть было жаль. Секрет иллюзии оставался для меня неразгаданным. Снова хмурилась.
– Обязательно тебя научу. – Ялтеп лукаво улыбался.
– Когда? – горько спрашивала я.
Этот вопрос снова возвращал меня к главной проблеме. Меня волновало время. Его было так мало, и я никак не могла на это повлиять.
– Если они поработают над проблемой перехода ещё хотя бы сто лет, тебе уже не к кому будет возвращаться, – грустно шептала я.
– Так я же смогу вернуться в любое время! Надеюсь, с этим не будет проблем. Вернусь сюда.
– Но где буду я, настоящая? К тому времени прожившая долгую или не очень жизнь без тебя?
Мы не знали наверняка. Но мой милый пришелец начинал с блеском в глазах излагать научные теории. Если каждый гость из иного мира создавал свою петлю времени, которая сжималась, стремясь как можно скорее выкинуть его обратно, чтобы не нарушить мировой порядок, то с теми, кого он мог забрать с собой в следующий виток петли, всё обстояло куда интереснее. Ялтеп был хозяином петли, я гостем. Но в отличие от него, в своём мире хозяйкой являлась уже я. После любого витка петли я могла свободно выйти и продолжить жить свою жизнь. Но дело в том, что когда приняла решение остаться в петле, то уже покинула свою Вселенную. Каждый новый виток порождал новую параллельную Вселенную. Если оставалась жить в этом витке, то эта Вселенная не умирала. Получается, что её существование зависело от меня?
И вот очень интересовало Ялтепа. Теория мне казалась простой и понятной, но раздражало, как начинали блестеть его глаза. Какая разница? Какая разница, какая именно это будет Вселенная? В ней будет всё привычное мне. Кроме моего любимого. Лучше бы его так заботило наше расставание, как метафизические вопросы.
Ялтеп нежно обнимал меня и доставал землянику прямо из волос. Я, конечно, её не пробовала, но была уверена, что ягода горькая. Как и наша печальная судьба.