Открытие мира
Шрифт:
– Не знаю... Наверное, провалилось сквозь землю.
Катька вертелась около них, страдая. Она шлепнула Анку по голой спине.
– Какая ты, Анка, жи-ирная... как свинья!
– А ты худущая... как нищенка!
– окрысилась Анка.
– Свинья! Свинья!
– Нищенка! Нищенка!
Тряхнув рыжей головой, Катька, подскочив, нацелилась ногтями. Но Шурка встал и, потягиваясь, точно ненароком загородил Анку. И будто ничего не видя и не слыша, он продолжал охотно рассказывать своей новой подруге, как темно и холодно в бездонной яме. Наверное, там живет водяной,
– Эх вы, ныряльщики... лягушек испугались!
– запищала, задразнила Катька, ни к кому особенно не обращаясь, но явно имея в виду Шурку. Никакого водяного нету. Я сейчас до самого дна достану. Смотрите!
– Растрепа, утонешь!..
– предостерегающе сказал Яшка.
Но белый вихрь уже пролетел мимо ребят. Вода тяжело чмокнула, проглотив Катьку.
Шурка отвернулся.
Он хотел быть безразличным и не мог. Он разговаривал с Анкой, а сам с беспокойством прислушивался: не плеснет ли вода за спиной? Вода не плескалась, хотя и было тихо, все слышно. Ребята замерли на берегу. Еще бы, ведь ни одна девчонка сроду не ныряла в бездонную яму. Шурке почему-то было и радостно и тревожно.
А Катька все не показывалась из воды.
– Я Говорил... так и есть... утонула!
– растерянно пробормотал Яшка.
– Ой, утонула, утонула!
– закричала испуганно Анка.
Все забегали по берегу, не зная, что делать.
Шурка, не желая того, одним скачком очутился на краю обрыва. Он увидел на черной воде слабые, медленно расходящиеся круги. Прошлогодний золотистый ольховый листок, чуть покачиваясь, плыл по омуту.
Со свистом, до отказа набрал Шурка воздуху в легкие и, содрогаясь от ужаса, раскаяния и непреодолимой, тянувшей в воду, горячей силы, выбросил над головой руки острым углом. Он наметился на ольховый листок, который шевелился на самой середине бездонной ямы.
Падая, Шурка ясно увидел прямо перед собой в темной, страшной глубине омута второй светлый листок, поднимавшийся ему навстречу. Этот листок тут же стал серебряной рыбкой, а рыбка быстро превратилась в Катьку. Она, как настоящая русалка, белая, с гладкими, червонно-темными, мокрыми волосами, тараща зеленые счастливые глаза и хлебая широко раскрытым ртом воду и воздух, быстро плыла к берегу.
– Доста-ала!
– тоненько, радостно закричала она, кашляя.
– До самого донышка достала!.. Вот, камушек держу!
Ребята оживились и, конечно, не поверили.
– Врешь! Обманываешь!
– Ей-богу, достала до дна!
– Покажи камушек!
Сильно загребая одной рукой воду, Катька подняла над головой сжатый кулачок. У самого берега она окунулась и разжала кулачок. Ладонь была пустая.
– Урони-ила!.. Вот сейчас уронила!
– с отчаянием воскликнула она, чуть не плача.
– Господи, как же это?.. Не верите? Я еще занырю и достану другой... Два камушка достану!
Шурка выбрался на берег вслед за Катькой и молча, изо всей силы, закатил ей затрещину.
– Ой, что ты? Кишка!
Но она даже как будто обрадовалась, что ее ударил Шурка, сама подставила голый загорбок, чтобы получить вторую порцию, и только прилику ради сердилась.
– Мало, - сказал Яшка, пиная Катьку ногой.
– Я добавлю... Не пугай добрых людей, Растрепища!
Купанье заканчивалось. Все удовольствия были перепробованы. Но Петух нашел еще одно. Он схватил Кольку Сморчка, полоскавшегося в осоке, и, не выпуская его, громогласно предложил:
– Ребята, надо Кольку научить плавать. Он всю нашу компанию портит!
Все с хохотом набросились на Сморчка. Тот вырывался, кричал:
– Я сам... пустите... я сам!
– Дудки, брат! Ты пупок обмочить боишься!
– Держи его крепче!
– Тащи в самую глубжину!
Колька заплакал. Но и это не помогло. Его силком завели в воду "по горлышко", поплыли и потянули за собой. Колька, захлебываясь, пускал пузыри. Когда до дна нельзя было достать, Кольку милостиво отпустили.
В этом и заключался испытанный способ учения. Насмерть перепуганный, Колька, чтобы не утонуть, волей-неволей замолотил, как мог, руками и ногами, выбираясь на мелкое место. Но только он выбрался, встал на ноги, как безжалостные приятельские руки вновь потянули его вглубь.
Так повторялось несколько раз, пока Колька не нахлебался воды до тошноты и не уверил всех, что он больше не боится и здорово научился плавать "вниз головой", а завтра беспременно будет и по-настоящему плавать, почище рыбы.
Веселая, сияющая Катька схватила Анку.
– И ее учить!
– предложила она.
– Топи толстуху... топи!
Она, смеясь, все забыв, оглядывалась на Шурку, приглашая его принять участие в новой забаве.
Но он еще хорошо помнил навес и Двухголового, развалившегося хозяином на любимом Шуркином бревнышке. Он вырвал хныкающую, дрожащую Анку из цепких Катькиных рук и ласково позвал одеваться.
Рукава Анкиного платья оказались затянутыми крепкими узлами. Шурка знал, кто это сделал, но ничего не сказал, зубами развязал узлы. Они оделись первыми и, взявшись за руки, побежали тропой через ржаное поле на Голубинку.
Ветер-пастух гнал по небу стадо белых барашков. И по ржи, по василькам бежали тени, тоже как барашки. Жарко пахло травой на межах и зацветающей рожью.
Шурка сорвал колосок и подул на него.
– Хочешь, расцветет сейчас?
– сказал он Анке.
– Хочу.
– Ну смотри.
Он зажал колосок в горячей ладони.
Не прошло и минуты, как на колоске прямо на глазах стали вырастать, высыпаться топкие бархатные крючочки, словно ножки. Скоро колосок оброс ножками.
– Ой, как интересно!
– воскликнула, дивясь, Анка.
– Почему?
– Не скажу. Колдовство, - ответил Шурка, потому что он сам не знал, отчего расцветает колосок ржи, если его сорвать и подержать в руке.
Шурка орал и свистел на все поле, играл с Анкой в пятнашки, скакал на одной ноге, кидал и ловил на лету корзинку и всяческими другими фокусами показывал Катьке, какой он рассчастливый человек.