Открытие мира
Шрифт:
Была летом и другая неприятность у Шурки: на руках и ногах появились цыпки. Днем он их не замечал, а вечером цыпки сами давали о себе знать саднили, и так сильно, что Шурка плакал. Ворча, мать отмывала горячей водой с ног и рук засохшую грязь, мазала коровьим маслом трещинки, царапки и болячки. Шурка засыпал в слезах. Но приходило утро, здоровешенек просыпался он, все забывалось до вечера, особенно если мать разрешала часок-другой погулять без братика.
Так случилось и в воскресенье. Шурка выпросился гулять до обеда, встретился на улице с Колькой Сморчком, и тот поведал великую новость: отец его видел на Голубинке украсно* земляники и грибов-колосовиков принес
Компания подобралась что надо. Кроме Шурки, Яшки и Кольки, пристали Аладьины ребята да напросилась Анка Солина, толстушка и трусиха. Узнав о сборах на Голубинку, Катька устроила дома такой рев, что и ее отпустили. Надо было прогнать Растрепу, но Шурка не хотел связываться. Всем своим видом он показывал ей, что она перестала для него существовать.
Живо запаслись все лубяными корзинками, набирушками - жестяными банками из-под ландрина, деревянными чашками, стаканами - и наперегонки, кувыркаясь в траве, кидаясь корзинками, полетели в поле.
Глава XIII
БЕЗДОННЫЙ ОМУТ
Круглая светлая банка все время катилась по траве рядом с Шуркиной корзинкой, не обгоняя ее и не отставая. Шурка делал вид, что не замечает банки. Тогда она стала путаться в его ногах, мешая бежать. Он ловким ударом босой пятки отшвырнул банку прочь. Некоторое время банка соображала, что ей делать. Потом ударилась в Шуркину спину и нахально протянула:
– Ой, я не наро-очно!
Не оглядываясь, Шурка отбежал к Анке Солиной. Семеня толстыми короткими ножками, Анка задыхалась. Шурка пожалел ее.
– Давай понесу набирушку?
– великодушно предложил он.
Анка согласилась, передала деревянную крашеную чашку.
– А волков на Голубинке нет?
– боязливо спросила она, переводя дух.
– Как не быть, здоровенные водятся. Прорва волков. Чай, помнишь, прошлый год утащили ягненка у Саши Пупы.
– Я боюсь, - прошептала Анка, поеживаясь и утирая ладошкой красное, в зернышках пота, личико.
– Мне не убежать.
– Ну вот еще. Будем вместе землянику собирать, - успокоил Шурка, сказав это как можно громче, и даже покосился через плечо.
– Я палку выломаю... и у меня спички есть.
– Так волк и испугается твоих спичек!
– Ого, как испугается! Мне пастух Сморчок говорил: "Чиркни спичкой в морду волку - он отскочит как ошпаренный".
Светлая назойливая банка опять привязалась к Шурке, бесясь, взлетела над его головой и пропела:
– Набери-ись земляни-ички вот сто-олько!
Шурка взял Анку за руку, посторонился. Торжествующая, мстительная корзинка его поднялась до самого неба.
– Попадись грибок вот такой!
– крикнул Шурка.
– Таких грибов не бывает, - сказала Анка, рассмеявшись.
– Для тебя найду самый большой гриб, - пообещал Шурка, помогая Анке перескочить через канавку.
За гумнами ребятам преградил путь Гремец. В крутых берегах, заросших мелким ольшаником, ручей неслышно струился по камням, на открытых местах еле пробивался сквозь густую, острую, как ножи, осоку и вовсе пересыхал, чтобы нежданно разлиться бочагом темной стоячей воды.
– Давайте, братцы, искупаемся?
– предложил Яшка Петух.
Не дожидаясь согласия, он помчался к Баруздиному омуту, снимая на бегу жилет и штаны. Смуглое голое тело его распласталось в воздухе ласточкой и полетело с обрыва вниз. Тотчас радуга полыхнула над омутом. Следом за Яшкой, к Шуркиному неудовольствию, нырнула в воду, как плотичка, Катька. Он подождал Анку и на ее глазах молодецки, камнем упал в омут. Поскакали лягушками Аладьины ребята. Боязливо по колени вошла в воду Анка, ее так и передернуло.
– Холодну-ущая!
– А ты окунись - сразу будет вода теплая, - посоветовал Шурка, заплывая на середину омута.
Анка так и сделала: присела в воду, повизжала и стала плавать понизу, ползая на мелком месте по песочку на руках и молотя ногами, - плавать поверху она еще не умела. На берегу остался один Колька Сморчок, выпутываясь из отцовских штанов. Он тоже не умел плавать и боялся воды хуже Анки.
Визг и плеск стояли над омутом немалые.
Вода была мутно-красная, тухлая, но ее было много, а это главное. Сверху она теплая, книзу холодней и холодней, слоями. И страшно и приятно, ныряя, уходить из тепла в студеную глубь, искать и не находить дна, таращиться под водой открытыми глазами и, задыхаясь, сделав последнее, отчаянное усилие, все-таки коснуться дна, схватить горсть вязкого ила, оттолкнуться и взлететь на поверхность, судорожно глотая воздух и горько-кислую воду. Потом, повернувшись на спину, вытянувшись дощечкой, отдыхать, чуть шевеля руками и ногами, поглядывая на соседей и поплевывая. Но вот кто-то, подкравшись под водой, хватает за ногу, надо спасаться и отплатить, принять участие в соперничестве: кто дальше нырнет - с камнем и без камня, с открытыми глазами и с закрытыми. Надо измерить глубину бочага, опускаясь колом на дно и хлопая над головой ладошками, выскочить на минуту на берег, поваляться в горячей траве и снова кинуться с обрыва в мутную воду.
В горловине бочага, почти у самого берега, была яма. Тяжелая, неподвижная вода темнела загадочно. В этом месте ребята никогда не могли достать до дна. Они попробовали и нынче, не посчастливится ли кому.
Первым нырнул бесстрашный Петух, запасшись большим камнем. В чернильной воде белесо мелькнули его пятки, он ударил ими, как рыба хвостом, и пропал. Запрыгали-забулькали над бездонным местом частые пузыри.
Яшка долго находился под водой. Вылетел он обратно без камня, жадно глотнул воздуха.
– Достал?
– спросил Шурка.
– Нет, - сердито ответил Петух.
– Нету дна.
Аладьин Гошка попробовал и тоже не достал.
– Холодина страшенная... и кто-то все обратно выталкивает, - донес Гошка.
Настал Шуркин черед. Как всегда, ему было немножко боязно и очень интересно. Катька и Анка смотрели на него во все глаза. Он улыбнулся Анке, а на Растрепу глянул как на пустое место. С размаху ушел под воду головой, изо всех сил помогая себе руками и ногами. Какая-то холодная сила не пускала его, а он точился червяком вглубь. Грудь его судорожно сжималась и разжималась, требуя воздуха. Вытянутые вперед руки не находили дна. Шурка раскрыл на мгновение глаза и не увидел света, точно он ослеп. Зыбкая мгла окружала его. Задыхаясь, цепенея от холода и сладкого ужаса, он хлебнул ртом, и упругая сила вышвырнула его наверх. Он торопливо вылез на берег и, дрожа, долго не мог отдышаться, сидя на корточках.
– Ну?
– нетерпеливо пристали ребята.
– Дна нету... одна вода... лед черный, - с трудом выговорил Шурка, часто дыша, плюясь и протирая кулаком глаза: их ломило и щипало, как будто в глаза попало мыло.
– Видать, бездонный как есть Баруздин омут, - заключил Яшка, насвистывая.
– Страшно было?
– спросила Анка, присаживаясь к Шурке, глядя на него восторженными и расширенными от страха глазами.
– Нет, не очень. Я бы достал до дна, да его нету.
– Куда же оно подевалось?