Открытия, войны, странствия
Шрифт:
После шестидесятого нырка оба с трудом вскарабкались на обрыв, и, так как сил отползти от обрыва уже не было, минут пять они так и лежали друг против друга на краю обрыва, моргая покрасневшими от воды глазами.
Впрочем, настроение у обоих было при этом отличное: первое испытание они выдержали.
Да и вообще, великое это дело — закалка! Если после физзарядки они могли бы встретиться с любым из противников один на один, отдышавшись после ныряния, каждый из них почувствовал себя готовым на рукопашную с любыми двумя соперниками: нет,
Надо было выполнять следующий пункт дневной программы. Никита нарисовал на ближайшей сосне круг, примерно с собственную голову, отмерил пятнадцать шагов вдоль берега, и Петька занял исходную позицию.
Стреляли они долго, так что привлеченный их упражнениями противник шаг за шагом приближался все ближе и наконец уселся на траве шагах в десяти от них.
Когда Петька убедился, что Семка и Мишка достаточно нагляделись на его и Никитину меткость, Петька закинул лук за спину. Никита тоже закинул. Оглядели стрелы. Наконечники могли выдержать еще сколько угодно выстрелов. Только оперение слегка потрепалось. Достали из травы штаны и майки, оделись. И так как большая часть основной программы первой половины дня была на этом исчерпана, присели…
Упорное молчание недавно еще всполошивших всю деревню беглецов, будто языки у них отнялись, и все то, что они делали после возвращения, было так загадочно, что Мишка, сгорая от любопытства, пересел к ним ближе, спросил:
— Вы чего это, а?.. Онемели?..
Петька не ответил. Никита глядел в точку на сосновой коре и вообще не слышал вопроса. Мишка вздохнул от нечего делать и стал глядеть на сверкающую поверхность Туры.
А Петька, прищурившись, глянул на солнце, как бы определяя, пора или не пора. «Нет, — решил, — еще не пора…».
Мишка взял у Семки подзорную трубу и вгляделся в противоположный берег, потом вгляделся без трубы, потом опять через трубу, сказал:
— Корова…
Петька равнодушно глянул на противоположный берег. Корова стояла у самой воды и, отмахиваясь хвостом от мошкары, пила.
Друзья поднялись, чтобы уйти, но не успели.
Блеснув стальным наконечником, в стороне, через поляну, пролетело копье и вонзилось глубоко в кучу хвороста.
Следом за копьем, ошеломив своим видом чуточку даже растерявшихся Никиту и Петьку, с криком «Йэх-хо!» вылетел на поляну полуголый, рыжий, как пламя, индеец — Владька.
Одежду его нес в руках Колька тетки Татьянин.
Вокруг рыжей индейской головы торчали разноцветные перья. Голая грудь, спина, руки и ноги были расписаны красной и белой глиной в запутанные узоры. Вместо трусов вокруг бедер у индейца была повязана веревочка с нанизанными на нее лопухами.
Мишка ухмыльнулся, довольный произведенным эффектом.
Колька тетки Татьянин с Владькиной одеждой в охапке остановился на почтительном расстоянии ото всех, как бы подчеркивая этим свой полный нейтралитет: попросили человека потаскать одежду — вот и все…
Владька выхватил копье из хвороста и, держа его на изготовку, оглянулся по сторонам, словно не замечая адмирал-генералиссимуса и вроде бы выискивая какую-то ускользнувшую от него добычу.
— Ха! — Быстро овладев собой, Петька соврал: — Копье и у нас есть!
Индеец хотел не обратить внимания на реплику, но повернулся к адмирал-генералиссимусу и сказал на русском языке:
— Это не копье, а дротик.
— У нас есть и копье и дротик, — заверил Никита. Петька торжествующе усмехнулся, хотя зависть и съедала его. Стрелы стрелами, а дротик — это оружие пострашнее, чем лук…
— Что-то мы не видели у вас дротиков, — резонно заметил Мишка.
Петька пожал плечами: мол, ты еще много чего не видел. И друзья спокойно зашагали прочь.
— Врут они! — крикнул Владька. — Ничего у них нет!
Индеец высказал такую жестокую правду, что не хватило совести доказывать обратное. И Петька зашагал с еще более непринужденным видом, даже головы не повернул.
Нужны ли воинам свистульки?
Слух о том, что беглецы, возвратившись домой, занимаются теперь какими-то загадочными прыжками, стрельбой, беганьем взад-вперед, облетел всю деревню.
И даже последняя мелюзга подходила к Петькиному дому, чтобы с часок позевать на зеленый с отчаянной надписью флаг.
Единственно, к чему не подготовился адмирал-генералиссимус, так это коч встрече со Светкой, которая в неизменном сопровождении именинника Димки-от-горш-ка-два-вершка и кучерявой Кравченко будто ждала на опушке, когда они выйдут из леса.
Адмирал-генералиссимус круто свернул вправо, чтобы уйти от встречи, но Светка догнала их.
— Мальчики, вы правда будете еще странствовать? Петька не ответил.
— Ну я же никому не скажу! — взмолилась желтоволосая.
— Не девчоночье это дело, — солидно отрезал весь закаленный длительной тренировкой начальник штаба.
— Подумаешь… — обиделась Светка, чуть отставая от них. — Я думала, вы хорошие…
— Надо нам! — огрызнулся Петька. Начальник штаба не снизошел до ответа. Светка опять догнала их.
— А Владика вы не видели?
— Там… — ткнул пальцем через плечо Никита.
— Он опять голый бегает?
— В перьях, — уточнил Никита.
— Ах!.. — сказала Светка и побежала домой жаловаться.
Никита прикинул в уме, что, с одной стороны, он как бы предал Владьку… Но, с другой стороны, — врать тоже нехорошо… И в конфликте с собственной порядочностью Никита минуты две погрустил. А Петька, злой, грустил даже дольше.
После обеда он разыскал в сарае плоский надломленный напильник, и друзья направились к дядьке косому Андрею в кузню.
Собственно говоря, домой они приходили именно за напильником, а не для того, чтобы поесть. Надо было срочно делать копье или дротик.