Открытия, войны, странствия
Шрифт:
Но в кузнице возле дядьки Андрея вертелся Лешка, не поймешь даже, специально сюда подосланный или подошедший случайно.
Друзья вынуждены были сманеврировать.
Прямиком через лес, потом через кладбище — добрались до Курдюковской МТС.
В мастерских был перерыв, и один только слесарь Николай Павлович, сидя на ящике, вырезал свистульку из веточки тальника. Забавный народ — взрослые. Сидит человек рядом с токарным станком, рядом с точилом, рядом с наковальней, железа — сколько хочешь,
— Здравствуйте, дядя Николай! — поздоровались путешественники.
— Здравствуйте, здравствуйте… — ответил Николай Павлович и пробежал мазутными пальцами по четырем круглым дырочкам, получилось: «Тур-лю-лю…» Спросил: — Хорошо?
— Ничего… — слицемерил Петька.
— Садись, научу делать.
— Да мы, дядь Николай… — попробовал было отвертеться Петька. Но слесарь удивился:
— Или не нравится?!
— Нет, нравится, — сразу согласился Петька.
— Нож есть? Петька достал ножик.
Никите слесарь нашел сапожный резак. Друзья с фальшивым воодушевлением на лицах взяли себе по ветке тальника.
— Это ж музыка, — сказал слесарь Николай Павлович. — Где нынче хорошую дудку услышишь?
И стал подробно объяснять приятелям, как правильно надрезать зеленую кожицу, как размять, чтобы не лопнула и чтобы снялась с ветки, на каком расстоянии друг от друга просверлить дырки…
Приятели с полчаса терпеливо мастерили свистульки. Мучались. Но когда сделали и опробовали — убедились, что свистульки получились у лих даже неплохие…
Только после этого Петька решился приступить к основному делу, по которому они прибыли в мастерские. Честно признался, что соврали про дротик; надо бы теперь сделать — нет наконечника…
Слесарь выслушал их без сочувствия, но потом смилостивился:
— Ладно, наконечник я вам сделаю… Только не врите в другой раз.
Никита схватился крутить точило.
Придав напильнику форму наконечника и отшлифовав его до блеска, Николай Павлович слегка сточил острые кромки, чтобы нельзя было резать, и чуточку закруглил носик.
Друзья не унывали. Это они уж сами подточат где-нибудь…
По дороге домой Никита вдруг быстро выхватил из кармана свистульку, так что Петька даже испугался.
Голова начальника штаба пухла от идей, и время от времени они выплескивались из общей неразберихи наружу.
Свистульки могли оказаться нужнее наконечника.
— Сигнализация! — сказал Никита. И свистнул: «Фью-и…» — тревога! «Фью-и-ить!» — все в порядке.
Через несколько минут они продумали сигнализацию до того, что говорить им и вовсе не нужно было.
Один свисток на первой дырке: «Тревога!»
Два свистка: «Молчи!»
Три: «Не подавай виду».
Четыре: «Идем!»
Один свисток на второй дырке: «Рыжий что-то замышляет!»
Два свистка: «Мишке надо дать по шее».
И так далее.
Всю дорогу до Белой Глины они разговаривали на дудках и до того отвыкли от человеческого языка, что при входе в деревню на вопрос опять подвернувшегося Мишки: «Куда ходили?..» — Никита сначала два раза свистнул на четвертой дырке: «Наше дело!», а уж потом разъяснил словами:
— На кудыкину.
А Петька просигналил: «Молчи!»
Никита кивнул, свистнул: «В штаб».. И добавил: «Мишке надо дать по шее».
«Рыжий что-то замышляет. Потом», — отсигналил Петька.
Мишка от удивления глаза выпучил. Это тебе не дротик: свистят люди, кивают головами будто помешанные… Переговариваются, а подслушивать — бесполезно.
Вынужденное перемирие
Никита, опробуя новый дротик, изо всей силы всадил его в старую, иссеченную топором колоду посреди Петькиного двора.
Вдруг, стукнувшись лбом о покосившуюся калитку, во двор ворвался Колька тетки Татьянин.
— Кино в Рагозинке! — захлебываясь, со слезами на глазах от быстрого бега, сообщил Колька. — «Чапаев»!
Петька даже побледнел.
— Врешь…
— Честное октябрятское! Чтоб мне провалиться! — заклялся Колька. — Уже собираются все!
Колька, видно, был рад случаю восстановить отношения с беглецами, принеся им заведомо необычную весть.
— Ладно… — овладев собой, заключил Петька.
— Граф Монте-Кристо будут… — невнятно произнес Никита.
Колька умчался.
И едва скрылся он за воротами, как дротик полетел на чердак, а следом за дротиком взлетели по лестнице Никита и Петька. Глянули в чердачное окошко. «Все верно!» У излучины Стерли, там, где остров делил ее на два узеньких рукава и рагозинский берег соединялся с белоглинским шаткими жердочными мостиками, собралось уже человек пятнадцать белоглинцев от самого дошкольного возраста и почти до комсомольского.
Петька вывернул свои карманы. Никита проделал то же самое. В Рагозинку следовало идти лишь в майках и штанах, если не хочешь лишиться ножичка, рогатки или еще чего…
Петька взял в материном сундуке рубль. Через огород Евсеича пробрались к дому Никиты, и бабка Алена тоже дала Никите рубль.
Когда путешественники спокойно, будто фильм «Чапаев» — самое обыкновенное дело для них, подошли к Стерле, на берегу ее собралась и возбужденно базарила на все голоса толпа белоглинцев человек в двадцать. Надо было подождать остальных. По одному в рагозинский клуб не ходили, — ходили, как правило, всем обществом.
Галдеж немного утих с появлением адмирал-генералиссимуса.