Открытое окно
Шрифт:
– Служанку допросишь сам… Осмотр тела, произведенный в присутствии НД, позволяет предполагать применение яда. Вскрытие покажет, что это за яд. Наши сотрудники осматривают квартиру. Твоя задача: допросив служанку, сразу же двинуться по следам Посла… Тебя не обидел тот разговор в кабинете НД? – спросил полковник, садясь в машину.
Нет, никакой обиды я не чувствовал.
Когда я вошел в кабинет, где находилась коллекция, сотрудники лаборатории уже собирались уходить. Они изъяли запасы продуктов, кухонную посуду и утварь, зубную пасту и содержимое
– Служанка является наследницей убитых супругов, – сказал мне потихоньку комендант районного комиссариата. – Я нашел завещание. Она утверждает, что не знала о его существовании.
Пришлось ждать, пока подметут пол, застелят кровать, вынесут реквизированные вещи. Было необходимо, чтобы после нашего ухода служанка не оставалась в квартире одна.
– У нее есть какая-то родственница, живет в пригороде, я послал за ней, – успокоил меня комендант. – Хочешь остаться с ней наедине?
Я кивнул.
Сидя в кресле, я курил, ожидая, когда сотрудники лаборатории уйдут. Наконец двери за ними закрылись.
Минуту спустя служанка вошла в комнату. Увидев меня, она смутилась и остановилась как вкопанная.
– Мне надо поговорить с вами. Присядьте, пожалуйста, – сухо сказал я.
О том, что рано или поздно нужно будет допросить служанку, я думал еще перед поездкой в ГДР. Однако я не ожидал, что наш первый разговор состоится при таких обстоятельствах.
Она села за стол в кресло покойного хозяина. В эту минуту движениями и манерой держаться она очень напоминала… вдову!
– Вы были в каком-то родстве с убитыми? – начал я.
– Да. Я хозяину дальняя родственница.
Усвоенные вдруг ею манеры хозяйки и наследницы поразительно не вязались с оборотами ее речи. Это и удивляло и забавляло меня.
– Вы понимаете что-нибудь в марках?
– Да. Особенно с тех пор, как стала жить у родственников. Сперва хозяин давал мне отмачивать массовку…
– Вы умеете пользоваться каталогами? Кто был Стенли Гиббонс и что вы знаете о Феррари?
– Стенли Гиббонс был основателем крупной фирмы по торговле марками. В середине прошлого века. Эта фирма существует в Лондоне и сейчас. Каталогом Гиббонса пользуются в англосаксонских странах. А маркиз Феррари – это один из известнейших коллекционеров мира. Он родился в 1848 году, умер в 1917 году в Лозанне от разрыва сердца после одной из крупнейших сделок с марками.
– А где в Польше употреблялся круглый штемпель с цифрой «один» на марках «За лот»?
– В период обращения марки «За лот» круглые и квадратные штемпеля с цифрой «один» имела Варшава.
– В чем особенность первых марок России? На что нужно обращать особое внимание?
– На анилиновую типографскую краску, распускающуюся в воде…
Я задал еще семь-восемь вопросов, на которые она ответила не моргнув глазом. Стало ясно, что она знает о марках столько же, сколько покойная вдова.
– Давайте перейдем в кухню. Постарайтесь восстановить ход утренних событий, – сказал я вставая. – Прошу по порядку вспомнить и повторить все, повторить каждый ваш шаг с того момента, как вы проснулись.
Она послушно двинулась за мной.
– Спала я, как всегда, в алькове. – Она указала на небольшую нишу со свежезастланной кроватью. – В механизме кукушки утром что-то заело: стала куковать как сумасшедшая. – Она взглянула на часы, которые я собирался осмотреть еще при жизни вдовы.
Часы мерно постукивали. Стрелки в форме клюва аиста показывали чуть больше половины седьмого…
– Мне послышалось, что хозяйка будто храпит. Выло уже светло, теперь светает рано, – рассказывала наследница. – Я не могла заснуть. Минут через сорок пять мне вдруг пришло на ум, что с хозяйкой неладно. Больно странно она храпела.
– Почему вы считаете, что… именно через сорок пять минут?
– Потому что кукушка кукует каждые четверть часа.
– И что тогда?
– Тогда я встала, накинула халат… – Она подошла к двери напротив и нажала на ручку.
Мы очутились в небольшой, безвкусно обставленной комнате вдовы. Прежде я не бывал здесь. В открытое окно долетал гомон птиц, обклевывавших в соседнем саду черешню.
– Хозяйка лежала вот так, ее голова свешивалась на пол, – показала мне наследница и стала всхлипывать. – Я взяла ее за руку. Но она уже… была мертва…
Наследница расплакалась. Я оглядел комнату, посмотрел в окно, чтобы выяснить: можно ли залезть сюда по водосточной трубе. Это было почти невозможно. Версию, будто кто-то забрался сюда извне, чтобы отравить вдову, следовало отбросить. Впрочем, сотрудники лаборатории уже выяснили, что на водосточной трубе нет никаких следов.
– Это вы открыли окно или оно было открыто?
– Нет. Это открыли ваши люди, которые искали следы…
– А дверь на лестницу?
– Она была закрыта на замок и на цепочку, я открыла ее, когда пошла в комиссариат.
– А окна в кухне и в комнате, где находится коллекция?
– Оба окна были закрыты.
– Рассказывайте дальше… Значит, вы увидели, что хозяйка мертва. Ночной столик возле кровати выглядел так же, как сейчас, или на нем что-то стояло?
– Ничего не стояло. Я испугалась и выбежала отсюда, чтобы осмотреть шкаф.
Речь шла о шкафе, где хранились марки.
Мы вернулись в комнату, где я начал допрос.
– Нитка была на месте, как и сейчас. Пожилой человек в спортивных брюках, что приезжал утром, – она имела в виду полковника, – не велел открывать шкаф… Ну, я как была, в халате, тут же побежала в комиссариат.
Последние слова она произнесла, встав на колени и заглядывая под шкаф.
– Да, нитка цела… Это придумала хозяйка: привязать ниткой дверцы шкафа к булавке, воткнутой в пол… Чтобы потом не нужно было проверять альбомы, ведь мы обе часто уходили и квартира оставалась пустой.