Открытый дневник
Шрифт:
Стрекоза с удовольствием и даже с легкой улыбкой на устах взлетела со стула и вылетела за дверь, а Вадим Б. поднялся и пошел поднимать с пола брошенную заменой крика красивую дорогую ручку. Он, надо сказать, дорожил этим письменным прибором, что был ему подарен отделом на день рождения года два назад. Хороший прибор, минималисткий и в то же время выразительный, видно, что коллектив старался, искал, не просто так купил подарок – абы какой. И если ручка сломалась, будет невероятно обидно. Что это будет за прибор, с одной ручкой? Придется выбрасывать.
Однако ручки на том месте, где он предполагал найти ее, не оказалось. Вадим Б. склонился ниже, вглядываясь в ковролин, которым был застелен пол в кабинете, в надежде, что глаза по какой-то причине не могут различить черную
Вадим Б. уже заканчивал исследование намеченного к поискам пространства, когда в дверь постучали. Он пометался глазами по настилу ковролина еще и разогнулся. То были вызванные для разговора на это время сотрудники, поиски следовало прекратить. Входите, разрешил он.
Вечером после рабочего дня Вадим Б. остался в кабинете и начал искать ручку более планомерно. Он не мог успокоиться. Ручка должна была быть найдена. Ему уже было жалко не ее, не письменный прибор, что без нее становился инвалидом и подлежал утилизации на помойке. Ненайденная ручка ломала привычный порядок жизни, зияла прорехой на ее полотне, самолично вытканным им, эта прореха саднила болью, не давала успокоиться: да что в самом деле такое, куда она могла деться?! Они со стрекозой были вдвоем в кабинете, он за своим столом, она около, она поднялась и полетела – не нагибалась, не могла подобрать… а, осенило его, могла пнуть случайно ногой, и та отлетела вообще неизвестно куда, в любой угол!
Он покидал кабинет спустя несколько часов, уже ночью, исследовав каждый квадратный дециметр затянутого ковролином пола и так и не найдя ручки. Черт-черт, поиграй и отдай, вспоминалась ему детская присказка, и, надо отметить, где-то в середине поисков, сам не веря себе, он несколько раз попросил вслух об этом. Кого? Черта? Да боже ты мой, какие к чертям черти! Дыра в параллельный мир? Вот тут, в его кабинете? Да идите вы! В кабинет несколько раз заглядывала уборщица с пылесосом, он каждый раз отсылал ее, а уходя, наказал, если найдет ручку, положить ту ему на стол. Так я так всегда и делаю, ничего не выбрасываю, сказала уборщица.
Жена дома устроила скандал. Где ты был? Почему телефон был выключен? Что, до ночи на работе? Я с тобой разведусь! Он пытался объяснить ей. Но если бы она стала объяснять ему такой причиной свою задержку на работе, он бы поверил?
Утром невыспавшийся, с кругами под глазами Вадим Б. приехал за полчаса до рабочего дня и, пока никого не было, искал ручку. Слабая надежда на уборщицу, что ручку обнаружит во время уборки она, не оправдалась. А ночью ему помнилось, что он плохо посмотрел около стеллажей и около столика с аппаратурой связи и следует посмотреть там. Как туда могла попасть ручка, даже если стрекоза отпнула ее, неизвестно, но ручку следовало найти, найти, найти. Несделанное дело висит над головой проклятьем, тревожит и не дает покоя, дело должно быть сделано, непонятно, как можно оставлять несделанные дела.
Через два дня он начал взрезать ковролин. Сначала он обнаружил оторвавшийся лоскут около батареи под окном, исследовал дыру, а потом рука сама собой достала из кармана всегда лежавший там на непредвиденный случай острейший швейцарский перочинный нож со знаком рыцарского креста на щите, и лезвие стало пропарывать ковролин сантиметр за сантиметром, сантиметр за сантиметром…
Потом, помнил Вадим Б., он уже не взрезал ковролин, он просто резал его. Он мстил ему за устроенный в его душе непорядок, за открывшуюся в ней прореху, таким холодом свистело оттуда, такой Арктикой, таким безжизньем!
Это твои обсессии, сказал П. Уралов, когда еще через несколько дней отправленный руководством своей организации в отпуск Вадим Б. пришел к нему домой на консультацию. П. Уралов все-таки закончил мединститут, стал неврологом, даже устроился в частную клинику, где лечил богатых людей от всяких неврозов (впрочем, далеко
Но куда она делась, воскликнул Вадим Б., в очередной раз пытаясь встать с кушетки, невмоготу ему было лежать на ней. Полтергейст, домовой, канал в другой мир?! Полтергейст, домовой, канал в другой мир, отозвался П. Уралов. Мир непознаваем, зачем задаваться такими вопросами? Оставим миру немного тайны. Таблетки мне какие-нибудь пропишешь, спросил Вадим Б. Таблетки непременно, воскликнул старый школьный друг. И сумасшествия, немного сумасшествия!
Спустя полгода сменивший свой почтенный четерхдверный «Опель» на сверкающе-хромированную, всю в перевитых трубках зверюгу двухколесной «Ямахи», Вадим Б. резал по далекому от Москвы полупустынному шоссе на положенных нормальному рокеру ста двадцати километрах в час. Зрение отшвыривало назад росшие по обочинам дороги деревья и указательные знаки, словно не хотело видеть их. За спиной у Вадима Б., крепко обхватив его руками, вжавшись в него всем телом и повизгивая от восторга, сидела юная красавица, с которой у него после того, как ушел от жены, завязался и уже входил в полосу зрелости, так что начинались подниматься разговоры о постоянстве отношений, зубодробительно бурный роман. Стояла жара, солнце палило как окаянное, от ярости его не спасал даже обдувавший их бешеный ветер, в шлеме было невероятно душно, и Вадим Б. отбросил забрало, ехал, наслаждаясь врывавшимся внутрь ветровым потоком.
Вдруг рука его оторвалась от руля и опустила забрало. И, не успел он снова взяться рукой за руль, в забрало ударило комом какой-то грязи, разом залепившей его до полной невидимости, а удар был такой, что Вадим Б. едва удержал мотоцикл на дороге и его снесло по седлу назад на полсиденья, а красавица за спиной, завизжав, едва не слетела с мотоцикла напрочь. С трудом, почти ничего не видя, сбросив скорость, Вадим Б. вырулил на обочину, встал и выключил мотор. Ты что, ты меня на скорости чуть не выбросил на дорогу, истерично визжала за спиной красавица. Вадим Б. стащил с головы шлем и посмотрел на него. Забрало все было в кровавом месиве перьев, костей, крови. Судя по окраске перьев, это был всего лишь воробей, и хорошо, что воробей, будь то птица покрупнее, могла бы и снести забрало или разбить его. Ты что, ты что, снова завизжала слезшая с сиденья красавица и подступившая к нему, ты птичку убил? Зачем ты это сделал? Ты убийца! «Ты дура, что ли? – спросил Вадим. Б. – Я убийца?» Следом ему подумалось, что если бы забрало не было опущено, то руля бы он точно не удержал, и сейчас бы они все втроем лежали посреди дороги, у мотоцикла, может быть, еще бы крутились колеса, а они с красавицей не чувствовали бы уже ничего. «Я дура, я дура?! – возопила красавица. И отвесила ему оплеуху. – Это ты убийца, птичку ему не жалко!»
До Москвы ехали на скорости, предписанной дорожными знаками, выжимать больше у Вадима Б. отказывалась рука. Пока, сказал он, привезя красавицу к ее подъезду и дождавшись, когда она облегчит мотоцикл. «И больше ты мне ничего сказать не хочешь?» – вопросила красавица. «Пока», – угрюмо повторил Вадим Б.
Восстановить отношения с женой ему не удалось. Они разошлись. Вадим Б. продолжает выплачивать долг по ипотеке, платит алименты, живет на съемной квартире. Работает он все там же, где и прежде, в той же должности – все же он был и остается на хорошем счету, – только кабинет его расположен теперь в другой комнате. Ему пошли навстречу в его желании (вплоть до увольнения!) поменять свое рабочее место обитания. И еще в его кабинете нет настила в виде ковролина – в этом ему тоже пошли навстречу, сняв тот, что был.