Открытый научный семинар:Феномен человека в его эволюции и динамике. 2005-2011
Шрифт:
Начальная же антропологическая формация определялась архаическими формами религиозности, которые отнюдь не соответствуют онтологическому размыканию и онтологической топике. Человек имел некие смутные бродящие в нем предельные проявления. Они были смешанного рода, но он не ведал того и не умел их разделить. Сегодня мы скажем, что он не разделял те проявления, в которых реализовывались его идентификация себя в бытии и его отношения с бессознательным. Онтологическое и онтическое в его сознании не были различены. Именно этой смешанности и отвечали архаические формы религиозности — в частности, шаманизм. Здесь надо сказать, что феномены смешанности, наложения топик известны и у современного человека. В духовных практиках, в современной психологии и психиатрии подобные смешения, в которых онтологическое (аутентично религиозное) смешивается с бессознательным, хорошо известны. Мы им сопоставляем гибридные топики Границы (прежде всего, «топику прелести», включающую феномены аскетической демонологии) — но очень важно заметить, что эти феномены смешения
Итак, история начинается не с Онтологического Человека, а с Пред-топического. Далее следует Онтологический Человек, а вслед за ним доминирующей опять оказывается формация не из ряда трех основных. В итоге процессов секуляризации, начиная с Ренессанса, человек отвергает онтологическое размыкание как принцип собственной конституции. Отношение к Инобытию дезавуируется в своем доминирующем антропологическом значении, отодвигается и вытесняется, но бессознательное не занимает место Инобытия. Пока, на ранних этапах секуляризации, оно не стало еще предметом для разума, отношения с ним еще не рефлектируются и оно отсутствует в горизонте сознания. А что это значит? Отношения с онтологической границей вытесняются, отношения с онтической еще не возникли, и в результате, человек попросту утрачивает отношения со своей границей, перестает ее видеть. В такую эпоху он захвачен идеей бесконечного, он принимает концепцию бесконечного мироздания и стремится себя осмыслить как субъекта познания, который конституируется из своего познавательно-орудийного отношения к этому мирозданию. И, конституируясь из отношения к бесконечному мирозданию, в принципиально бесконечном процессе его познавательно-орудийного освоения, он, как следствие, сам также бесконечен. Это я называю промежуточной формацией Безграничного Человека.
Понятно, что эта формация целиком базируется на культе разума. Именно разум осуществляет отношения человека с мирозданием. И чтобы это отношение было конститутивным для человека и обладало бы всеми нужными свойствами, разум человека должен быть конститутивен, а, кроме того, бесконечен и всемогущ, хотя бы в потенции. Подобная концепция разума неотделима от Безграничного Человека. Она означает, что у этого человека происходит рефлексия лишь таких границ разума, которые разум сам из себя полагает (ее блестяще проделывал немецкий идеализм), однако невозможна рефлексия другой границы — антропологической, которая вовсе не из разума, а из бессознательного. Установление отношений с этой границей блокируется. А между тем, в начале секуляризации Онтологический Человек отнюдь не игнорировал бессознательное. Рефлексия тогда была развита не на уровне классической метафизики, отношения с бессознательным не были эксплицированы в научном или философском дискурсе, но они не игнорировались, и с ними человек что-то делал. Онтологический Человек прорабатывал свои отношения с бессознательным, строил практики, препятствующие его воздействиям, а Человек Безграничный, отбросив все основоустройство отношения человек-Бог, вытеснив это основоустройство, отбросил и эти практики. В результате, если у Онтологического Человека было хоть что-то конструктивное в его отношениях с бессознательным, то Человек Безграничный мог только отрицать бессознательное. И соответственно, его воздействия беспрепятственно развивались и росли; роль и место бессознательного в антропологической реальности усиливались. Этот вывод я резюмирую кратким афоризмом: культ разума ведет в царство безумия. Именно это и демонстрируют детальные разработки Фуко, и этот афоризм мог бы служить эпиграфом к его исторической антропологии.
На исходе XIX в. доминирующей антропологической формацией начал становится Человек Топологический, его же можно называть и Человеком Безумным. Антропологическая динамика убыстряется, и на грани третьего тысячелетия на авансцену выступает Виртуальный Человек. Так беглым пунктиром прорисовывается наша антропологизация истории.
Теперь мне пора заканчивать доклад, и мне жаль, потому что осталась нерассказанной одна очень конкретная тема, а именно, соотношение синергийной антропологии и философии. Это как раз та тема, по которой Анатолий Валерианович оппонировал бы мне самым активным образом.
Ахутин А.В.: Может быть, перенесем это, чтобы не комкать?
Хоружий С.С.: Да, пожалуй, стоит перенести разговор о синергийной антропологии и философии, он может составить отдельную тему. А сегодня, вкратце антропологизировав историю, я попрошу прощения за то, что мой рассказ затянулся, и закончу доклад. Спасибо.
Олексенко А.И.: Сергей Сергеевич, у меня вопрос по первой части Вашего выступления. Вы все время говорите о границах. Возникает закономерный вопрос, как Вы размечаете границы самой синергийной антропологии? Сегодня, наметив стратегию, вы сдвинули границы горизонта, как я это понимаю. Но если продолжить эту логику, то возникает вопрос о горизонте третьего порядка. Т. е. если сейчас декларируется пан-антропологизм, то все дискурсы должны быть реорганизованы на началах синергийной антропологии. Будет ли такой этап и возможен ли он, когда синергийная антропология, накопив весь этот опыт, спроектирует условия для возникновения новых типов практик? Ведь, по сути, это логически следует.
Хоружий С.С.: Это интересный угол зрения, какая-то марксистско-гегелевская спираль: на следующем этапе происходит возвращение к практикам. Эпистемостроительный этап — это, условно говоря, предельная теоретизация, отход в сферу предельно общего, сферу методологии; но следующим порядком отсюда подсказывался бы новый взгляд на сферу практик. Да, я бы, пожалуй, согласился. Правда, эпистемостроительный этап еще настолько в незавершенном, проектном виде, что конца и края ему не видно, работа только начинается. Но можно согласиться, что новая эпистема подсказывает и новую конфигурацию практик. С таким тезисом я охотно соглашусь.
Мартемьянов О.Ю.: Когда Вы перечисляете три типа человека, Вы выводите их произвольно? Топологический, онтологический и виртуальный человек. Есть ли какие-то определенные основания, на которые Вы могли бы сослаться?
Хоружий С.С.: Это вопрос к базовым положениям и понятиям синергийной антропологии. Ни малейшего произвола здесь нет. В основе понимания человека в синергийной антропологии лежит то, что я называю «парадигма антропологического размыкания». Этот тезис о человеке является переформулировкой или же импликацией общего философского тезиса о том, что феномен определяется своей границей, граница конститутивна. Размыкание же — это отношение с границей. Поэтому размыкание мы рассматриваем как конститутивное для человека, а далее доказываем без всякого произвола, что человек реализует размыкание себя только тремя базовыми способами, и никаких иных быть не может. Он размыкает себя в бытии, и в этом случае это онтологическое размыкание. Он размыкает себя в сущем, и это оказывается размыканием по отношению к бессознательному. В этом случае он реализует себя как Топологический Человек, или же Человек Безумный, оба термина происходят из французской традиции. Это — Онтический Человек, у которого размыкание совершается без выхода в бытие, безонтологическое размыкание. И, наконец, третье — размыкание, которое носит привативный характер, когда человек недоактуализует себя, остается на уровне виртуальных явлений. Это виртуальное размыкание. И достаточно понятно, что иных базовых способов просто нет.
Мартемьянов О.Ю.: Но я здесь подтекстом спрашиваю еще вот про что. В реальной действительности, когда мы с Вами, положим, общаемся, по каким критериям мы можем идентифицировать, что один человек онтический, а другой онтологический?
Хоружий С.С.: Это отсыл к практике и конкретике, к опыту.
Мартемьянов О.Ю.: Какова та методология, что позволила бы выделить это в реальности?
Хоружий С.С.: Это называется антропологической диагностикой. Точно так же Вы можете обратиться к Федору Ефимовичу Василюку и спросить у него, откуда он знает, что у человека есть отношения с бессознательным, что его антропологические проявления могут квалифицироваться так, как он их квалифицирует. Разумеется, это и есть конкретика каждой науки.
Мартемьянов О.Ю.: Если она исходит из каких-то неэксплицированных интуиций, то это очень субъективно. С этим можно соглашаться или не соглашаться в зависимости от веры. А можно ли говорить о какой-то методологии синергийной антропологии?
Ахутин А.В.: Какие проявления соответствуют каждому типу, чтобы можно было их идентифицировать.
Хоружий С.С.: Но с этого и начиналось изложение. Базовым видом проявлений для Онтологического Человека являются так называемые духовные практики.
Мартемьянов О.Ю.: Духовные практики это такое всеобъемлющее, что…
Хоружий С.С.: Почему всеобъемлющее? Абсолютно наоборот. Духовные практики — это вовсе не всеобъемлющее, это необычайно узкий вид практик, и описываются они весьма конкретными проявлениями.
Мартемьянов О.Ю.: Допустим, если я пришел на ваш семинар как неофит, каким образом вы будете меня вовлекать и убеждать? Вы должны как-то зацепить меня, и в этом смысле должна быть какая-то технология. У меня должно быть представление, каким образом я могу усвоить ваш опыт. А если у меня как у ребенка его нет? Тогда на что мы опираемся?