Открытый научный семинар:Феномен человека в его эволюции и динамике. 2005-2011
Шрифт:
Хоружий С.С.: Это инициатива труппы, которую мы с удовольствием приняли.
(аплодисменты)
N 3: У меня два вопроса. Перед началом спектакля было заявлено, что надо будет обсудить спектакль и желательно с методологических позиций. Я так понимаю, что многие приглашены на семинар впервые. И, придя на семинар, ты в принципе понимаешь, что идешь что-то отдать этим своим присутствием, хотя можно и просто послушать. Что я понял через призму ваших взглядов, организаторов встречи. Для меня ключевым словом является размыкание человека, снятие с него всяческих рамок и собирание по новому. Мне кажется, что во всем этом был заложен определенный движок, который отвечает на вопрос антропологической проблематики. И вот дальше мы переходим к обсуждению. После первых же минут обсуждения
Иванова Е.Л.: Но ответ то прозвучал.
N 3: Чтобы разомкнуть пространство, нам нужно сделать две вещи: реорганизовать процесс, потому что он неэффективен.
Хоружий С.С.: Поступило творческое предложение.
N 3: А с точки зрения содержания я хочу спросить, так ли я понимаю, что вот этот движок размыкания человека, в себе несет базовые онтологические представления о том, что есть человек? И вы, на них стоя, об этом говорите и это демонстрируете?
Хоружий С.С.: Конечно.
Балабанов: Мне показалось, социальность здесь несколько затушевалось. По Здесь лучше использовать слово «другие». Другие — это не социалность. Это те, с кем я взаимодействую. Я это увидел так: человек попадает в кризисную точку, происходит размыкание. И дальше встает вопрос пути. Я увидел, что размыкание доходит до некоторой точки, которая является предельной. Размыкание происходит в каждом из нас, его нельзя сделать всеобщим. Другие помогают тем размыканиям, которые происходят внутри меня, но сделать их общими нельзя. Они у каждого свои.
Вопрос у меня такой: было ли там что-то, что построило путь обратной сборки?
Павел Федосов: Там же про любовь рассказывается.
Хоружий С.С.: Из того, что Вы говорите, становится ясным, что есть почва для дальнейшего углубления. У меня возникла мысль, что после всего проговоренного можно было бы вполне еще раз посмотреть. Методом последовательных приближений, как говорят математики, намечается то, к чему можно дальше продвигаться.
Балабанов: И это адекватно основной теме семинара — духовному движению, потому что оно всегда циклично.
Хоружий С.С.: Конечно. Я именно это и имел в виду — наметилась почва для продолжения движения по обоим рельсам, и по театральному, и по антропологическому. Двум спектаклям бывать, а третьего не миновать. Спасибо.
Балабанов: А касательно вопроса, что все-таки заложено в основу вашего понимания человека?
Хоружий С.С.: Во всей работе семинара есть некоторая общая база, которая представляет собой некоторое направление неклассической антропологии. Это понимание человека как существа, которое осуществляет себя в размыкании к другому человеку, к другому горизонту бытия, т. е. к Богу. Это выбирается в качестве определяющего антропологического признака.
Балабанов: Речь идет об определенной психо-физической единице?
Хоружий С.С.: Это определенная антропологическая модель. Все это можно посмотреть на сайте института.
Аршинов В.А.: Можно ли поставить хотя бы маленький знак равенства между размыканием и осознованием? И если да, то можно провести соответствие с методологией осознования через движение? Движение как мысльоткрывает нам некий новый канал осознавания.
Хоружий С.С.: Если размыкание мы понимаем как общую антропологическую парадигму, то все прочее упоминаемое по отношение к ней выступают как некоторые частности, отсылаемые к тем или иным измерениям внутри антропологии: рефлексивное измерение, пластическая стихия. Они все участвуют в той или иной роли в конституции человека. А размыкание — это общее название для всего этого.
N 4: В вашем коллективе я ощутил ценность свободы, потому что в других коллективах это не чувствуется как у вас. За это огромное спасибо вам. И у меня вопрос к актерам: какие сценические средства перехода вы использовали?
Павел Федосов: Очень сложный вопрос. Я могу лишь перечислить тех, кто для нас важен: это Станиславский, Гротовский. В моей личной истории был большой период, связанный с японским танцем Ментанаха. Андрей — представитель классической театральной русской школы.
Ростовская А.Е.: Здесь надо рассматривать это очень детально, что происходило в каждом конкретном переходе. Я бы указала на те поля, которые очень значимы. Здесь очень важны ритмические структуры, т. е. тот ритм, который звучит в сценах и в каждом теле. Там есть так же то, что связано с телом, но не как со знаком, когда мы что-то обозначаем и изображаем, а то, что наше тело отлавливает как импульс, который в человеке зарождается. Тут происходит оформление телом того импульса, который двигает человека на действие. Эти переходы позволяет оформлять воображение, то, что каждый здесь присутствующий имеет при себе. Актер — это не только тот, который выражает, но и тот, который принимает, это проводник, через которого проходит что-то, он все время находится в контакте. Чтобы что-то отдать, нужно это получить. Это сфера воображения. И важен голос, который тоже продолжение телесности. И еще важна сфера энергетических импульсов, некий ток, который постоянно живет и движется.
Хоружий С.С.: В данном случае эти токи и импульсы были чуть ли практически видимы между двумя героями спектакля.
Павел Федосов: Я могу добавить, что для меня кроме всего прочего работа с этим спектаклем стала школой говорения на сцене, потому что приходолось заново очень многое обсуждать и придумывать, каким именно образом в конкретный момент сценического действия произносится слово. Мы здесь заново учились говорить. Спасибо.
Иванова Е.Л. Антонина Евгеньевна говорила про ритм, и контакт со зрителем во многом произошел за счет ритма, потому что сначала ты отстранен, но постепенно ритм начинает втягивать, и образуется общее пространство.
Хоружий С.С.: Да, эффект включения в огромной степени создавался ритмом. С этим нельзя не согласиться. Друзья, спасибо всем, кто участвовал в сегодняшнем семинаре.
14.05.08 Хоружий С.С. Антропология исихазма и антропология Достоевского (на материале “Братьев Карамазовых“)
Хоружий С.С.: Сегодня мой доклад будет посвящен Достоевскому. Тема сформулирована мной так: «Антропология исихазма и антропология Достоевского». Нельзя сказать, чтобы Достоевский прямо и непосредственно входил в тематику работы нашего семинара, и потому для начала требуется некая апология. Она, однако, не затруднительна. По авторитетному заверению кота Бегемота, «Достоевский бессмертен», и в русской жизни имеет право присутствовать где угодно, в том числе и на нашем семинаре. В романе Бориса Поплавского состояние максимальной бедственности русского человека описывается так: герой Поплавского «третьи уже сутки не пил, не курил и не читал Достоевского». Достоевский твердо признан в качестве дозволенного пункта слабости русского человека. В порядке такой русской слабости, и я не мог избежать того, чтобы не задуматься над Достоевским и хоть что-нибудь да не написать о нем. Но все же требуется сближение и с нашей семинарской тематикой. Одно прямое оправдание состоит в том, что классик написал один исихастский роман. Исихазм — наша постоянная тематика, а вот у Достоевского имеется исихастский роман. Это его последний роман «Братья Карамазовы». Подобная квалификация, что данный роман — исихастский роман, не вызовет протеста специалистов, хотя слова «исихазм» мы нигде не встретим в романе. Причина его отсутствия проста: роман исихастский, но у России с исихазмом были слишком тесные отношения, чтобы она имела необходимость в греческом термине. У нас со времен Киевской Руси для этой духовной дисциплины была своя славянская терминология. Термин же «исихазм» получил прописку в русском дискурсе совсем недавно. Весь дореволюционный период, в том числе, и в период Серебряного века, слово «исихазм» почти никому не было известно, кроме малой группы специалистов по аскетике. А какие были русские слова? По крайней мере, одно из них всем известно, оно стало плотью от плоти русской культуры.