Открывашка и пробой
Шрифт:
– Это Чулым, – поведала баба Зина. – Ну а мы вон там будем жить, – указала на второй справа от моста дом, с адресом «Речная, 23».
Бревенчатый, с виду просторный дом порадовал ухоженностью: окружен ровным дощатым забором, петли калитки и ворот смазаны, крыша дома покрыта слегка потемневшим от времени, но не успевшим порасти мхом шифером. Из него в небеса жизнеутверждающе смотрела в небеса кирпичная труда. Дыма, понятное дело, нет – лето же. В огороженном беленным штакетником палисаднике – цветы и яблони.
Во
– Там удобства, сарай и стайка, – указала на ряд отгораживающих двор от огорода построек баба Зина. – Если надо – беги.
– Пока не надо, – покачал я головой.
– Пошли в дом тогда, – велела она и зашла в приятно скрипнувшую, обитую потрепанным дерматином, дверь.
Добро пожаловать домой.
Глава 4
Дом мне понравился – в сенях сушились веники и стоял устланный белой скатертью стол под самоваром. Из сеней дверь открывалась прямо на кухню. Справа, у окошка с видом на двор – стол под не менее белой скатертью в окружении четырех стульев. Между ним и стеной – умывальник, в который нужно наливать воду из ведра. Между столом и противоположной стеной спрятался под развесистой геранью в горшке бодро тарахтящий холодильник. Напротив окна – проход в комнату (видно укрытый половичком старенький зеленый диван) и печка. «Старинность» и «русскость» не завезли – просто кирпичный, метровой высоты куб с металлической плитой. Между печкой и столом – побеленная стена с дверью.
– Тут твоя комната и будет, – открыв дверь, поведала баба Зина.
Напротив, у окна с видом на посаженные между домом и сараями кусты малины, письменный стол. Привет, неудобный стул с обшарпанной зеленой обивкой! Ты в этой мультивселенной типа суперпозиция? Обязательно попробую упасть – чем черт не шутит. На столе ничего нет. На полу лежит выцветший, вышитый геометрическими узорами, линялый ковер. На правой стене – массивные деревянные часы с гирями и люком под треугольной «крышей».
– Кукушка? – обрадовался я.
– Сломалась кукушка, – ответила бабушка. – Но часы рабочие, только гирьку по утрам тягать не забывай.
Половина пятого.
– Не забуду, – пообещал я и продолжил осмотр.
У левой стены стояла металлическая кровать. Во главе, на скроенном из разноцветных лоскутов одеяле, стоит аккуратно сложенная треугольником подушка. Над кроватью к стене пришпилен плакат с тремя одетыми в навевающие ассоциации с отечественным фольклором платья негритянками и одним кучерявым, одетым в белый костюм негром. Надпись гласила, что это – группа
– Валька повесила, – пояснила бабушка.
Вот подарочек!
Последним заслуживающим внимания предметом в комнате оказался двухдверный, покрытый потрескавшимся от времени лаком, шкаф.
– Туда все вещи сложила, – заметила взгляд Зинаида Матвеевна. – Потом разберешься, а пока пойдем я тебе остальной дом покажу.
Когда-то здесь была большая комната, но бабушка поставила в середине длинную и высокую – до побеленного потолка – «стенку», разделив тем самым помещение на два поменьше. Проход был завешан желтой, с подсолнухами, шторой.
– Там Валька спит, а я приглядываю, чтобы не бегала по ночам зря, – поведала баба Зина. – Смотреть там нечего, койка, окно да заяц здоровый, плюшевый – ей Антошка подарил семь лет назад.
Девичья комната – место сакральное, а потому туда я без спроса не зайду. Кроме стенки и виденного еще из коридора дивана, здесь нашелся стоящий на тумбочке у окна с видом на дорогу древний, толстенный телевизор. Кабель от него проходил через стену и крепился к висящей за окном, явно самодельной, скрученной из алюминиевых трубок, антенне.
У стены напротив телевизора – два стареньких зеленых кресла, накрытых лоскутными покрывалами. Между ними – письменный столик, на котором стоят поднос с семечками и тарелка со скорлупой.
– Вот же зараза мелкая, – охнула на непорядок бабушка. – Опять за собой не убрала! Я не буду, и ты не убирай – пусть к порядку приучается!
– Не буду, – легко пообещал я.
Надо оно мне?
– Семечек бери, если хочешь, – предложила она. – Только лузгай или здесь, или на улице – неча по всему дому шелуху разносить.
– Потом возьму, спасибо, – поблагодарил я. – Сделать что-нибудь?
– А ты пройдись, посмотри, – предложила она, опустившись на диван. – Что ты за помощник такой, если тебя носом тыкать приходится? А я отдохну немножко и буду ужин нам готовить, – с кряхтением легла, положив голову на подушку. – Баню раньше шести не топи – Валька поздно приходит. Но топи каждый день – у оборотней чутьё не нашему чета, она уснуть не может, если в доме немытый человек есть.
– Хорошо, – кивнул я и пошел во двор.
Спустившись с крыльца, зашел за дом и рухнул на удачно подвернувшуюся маленькую скамейку, закрыв лицо руками. Вызванная выходом на свободу эйфория прошла, сменившись серой, беспросветной тоской. Вот это – моя жизнь? Пять тысяч в месяц на «содержание», свежие овощи прямиком с огорода, парное молоко, парная свинина по зиме и перечеркивающее все это нахрен словосочетание «деревенский труд»! А через год вообще красота – даже представлять не хочу, на что похожа местная дедовщина, при пяти-то годах службы. Да от такого любой озвереет!