Открыватели дорог
Шрифт:
Это не означало, что позже он не испытывал сожаления, почему не бил противника его же оружием, если противник бывал подл или груб. Но, даже и сожалея, он все равно понимал, что отравленное оружие применять не будет. Это только в злых мыслях хорошо — видеть поверженного и растоптанного врага и наполнить в честь победы чашу, сделанную из его черепа. На самом же деле, подойдя к источнику, лучше взять воду в пригоршни.
— Я должен высказать несколько соображений о предложенном варианте трассы Второго участка, — начал он ровным, немного глуховатым голосом, который, однако же, был слышен
Он сознательно строил свою речь так, чтобы не задевать Барышева и Екатерину, которые, собственно говоря, одни ответственны за предложенный вариант. Это они поленились обследовать прямую, они испугались леса, болота и гор, они нагромоздили в своем варианте дамбы по берегу реки, тоннели в тех местах, где река разрезала горы, обводы там, где начинались карстовые земли Ветлана. Они считали, что нашли самый простой вариант, ведь по реке можно доставить строительные материалы! А может быть, в глубине души Барышев до сих пор не верит, что Красногорская трасса на самом деле будет проложена, — написал же он когда-то статью, доказывая нерентабельность новой дороги… Колыванов давал им, Барышеву и Екатерине, возможность исправить прошлую ошибку, — пусть будет мир, все ради дела!
— К сожалению, на прямой действительно горы и болота, — равнодушно сказал Барышев.
— Но горы на прямой перерезаны ущельями, — возразил Колыванов. — Болота, которые так испугали изыскателей, имеют характерную уральскую особенность — это согра, то есть заболоченное плато, воды которого можно сбросить при помощи самых примитивных осушительных работ, а подошва таких болот, как показывает практика геологических изысканий, чаще всего состоит из твердых скальных пород…
Колыванов все еще говорил спокойно, хотя равнодушное презрение Барышева было достаточно обидно. Тулумбасов внимательно посмотрел на главного инженера.
Екатерина быстро передала Барышеву записку. Барышев прочел ее и снова поднял глаза на Колыванова. Борис Петрович вдруг почувствовал себя таким усталым, словно долго-долго убеждал всех в своей правоте и не получил взамен ничего, кроме оскорбительного недоверия. Он кашлянул, чтобы замять неловкую паузу, и глухо сказал:
— Я просил бы разрешить мне произвести разведку прямой. Предложения представлены мной в письменном виде…
Он сел, пряча глаза, чтобы не видеть улыбок, какими, как ему казалось, обмениваются сейчас Екатерина и Барышев, а может быть, и все остальные. Эти остальные, наверно, думают о нем: «Ай да синица, хотела море зажечь, ан и спичкой чиркнуть не умеет!» Он ждал, когда кто-нибудь выскажется, чтобы уловить, как принято его предложение. Ведь здесь есть опытные железнодорожники,
— Ну что же, товарищи? Колыванов ждет вашего решения…
Барышев язвительно произнес:
— У товарища Колыванова странная привычка размахивать кулаками после драки! Я бы сказал, что в каждом его слове чувствуется неуважение к коллективу. Красногорский участок разведан тщательно, проверены все варианты, в том числе и тот, о котором говорит Колыванов. Его проверяла Баженова, а всем нам известно, что она отличный инженер и аналитик. Так и кажется, что Колыванов просто в обиде на кого-то и ему ничего не стоит сорвать зло на любом из нас и опорочить каждое наше начинание.
«Молчи! Молчи!» — думал Колыванов, слушая эти мягко обточенные фразы; каждая из них падала, как капля. «Можешь говорить о чем угодно, но не вспоминай того, что следует забыть!» — повторял он, ощущая, как от лица отливает кровь, как озноб трогает щеки, забирается под китель.
Однако Барышев не хотел понять ни взгляда Колыванова, ни беспомощно-отрицательного жеста Екатерины, ни даже твердого слова Тулумбасова, который вдруг сказал:
— Евгений Александрович, к делу!
Все тем же немного ленивым голосом, как говорят избалованные всеобщим почтением люди, Барышев продолжал:
— Я предложил бы Колыванову ограничиться тем, то ему положено по уставу как начальнику участка, — восстановлением трассы, то есть проверкой ее по заданному направлению. Мы знаем, к чему ведет иной раз излишняя самоуверенность исполнителей… И здесь строительство дороги будет задержано, расходы увеличатся, а отвечать в общей сложности придется вам, — он легко склонил голову в сторону Тулумбасова, — и мне, как главному инженеру…
Колыванов поднялся с места, тяжелый, непреклонный, словно и не он только что говорил тихим, почти приглушенным голосом. Он был так взволнован, что не мог больше сдерживаться.
— А вы не помните, товарищ Барышев, что произошло на Казахстанской трассе? — гневно спросил он. — Такие же исполнители, как я, ваш покорный слуга, нашли, что трасса проведена с отклонениями от реально возможного направления, и сократили и сроки строительства, и стоимость работ! И еще я хотел бы спросить вас, всегда ли вы расцениваете деловые предложения как попытку оскорбить вас лично или это относится только к данному случаю? Если это только данный случай, то я попрошу вас немедленно извиниться перед Екатериной Андреевной Баженовой, потому что мужчина…
— Борис! — тихим шепотом сказала Баженова, приподнимаясь с места.
Колыванов медленно сел. Тулумбасов, словно не заметив ничего, спокойно обратился к Екатерине:
— Вы хотели что-то сказать, товарищ Баженова?
Екатерина стояла перед столом, медленно отводя взгляд от Колыванова. Тулумбасов постучал карандашом по стакану. Она взглянула на него, провела рукой по лбу, тихо сказала:
— Да, да… Я хотела уточнить… Барышев напрасно ссылался на мою работу по прямой. Я этих разведок не вела, положившись на заключение аэрофотосъемки о том, что прямая не может служить основанием для трассы…