Открыватели дорог
Шрифт:
После песни сделали перерыв, включили верхний свет, и все вернулись к столу.
Михаил Борисович произнес тост за блестящий успех молодых ученых. Ответил ему Алексей. Потом что-то промямлил Коваль. И опять Нонну удивило: отец, обычно еле притрагивавшийся к рюмке, тут пил наравне со всеми, шутил, шумел, требовал, чтобы Чудаков произнес тост.
Чудаков, уже опрокинувший три или четыре рюмки, отодвинул стул от стола, усмехнувшись, произнес: «В вашу честь, Михаил Борисович!» — взялся одной рукой за спинку стула, другой — за сиденье и вдруг встал на стуле на
Постояв на голове, Чудаков встал на ноги, придвинул стул обратно и спокойно налил новую рюмку.
— Видали чудика? — спросил Алексей Нонну.
Коваль нежно улыбался.
Все здесь — поняла Нонна — привыкли к чудачествам Ярослава и любили его, что бы он ни выкинул. Наверно, вот так встать на голову он мог и в лаборатории при удачном окончании опыта, конечно при «своих». Но коллектив обожал своего начальника, а такие «штучки» только забавляли. И Нонна вдруг подумала, что именно с этими людьми ей хочется работать.
Аннушка включила магнитофон. Стол отодвинули в угол, и Аннушка потащила мужа танцевать твист. Алексей сварил кофе по какому-то одному ему известному способу, и кофе действительно показался необыкновенно вкусным. Нонна вдруг обратила внимание на то, что в этой компании каждый умел делать что-то неповторимое, особенное. Алексей был королем кофе. Аннушка в своей вьющейся вокруг ног широкой юбке и белой кофточке, плотно облегающей ее фигурку, отплясывала твист, а Чудаков лениво изображал пресыщенного танцора, которого вовлекала и не могла вовлечь в свою игру Аннушка.
Было неожиданно, что именно Аннушка оказалась королевой твиста. Но так, наверно, и должно было получиться. Худенькая ее фигурка оказалась очень гибкой, а толстые, мягкие губы выглядели совсем негритянскими, и в глазах появился бешеный огонек, от которого каждому становилось тревожно на душе.
Потом Чудаков показывал карточные фокусы и с необыкновенной ловкостью угадывал задуманные зрителями карты. Даже Михаил Борисович тряхнул стариной и принялся гадать всем подряд на кофейной гуще, да так умело, будто и на самом деле изучил всю «черную магию».
И Нонне показалось, что давно уж ей не было так весело. У каждого из присутствующих здесь был свой «конек», но, пожалуй, оседланный получше, чем «коньки» приятелей отца.
Ну, а сама-то она?
Если б она спросила Алексея об этом, он сказал бы, что в ее присутствии Коваль пел лучше, чем обычно, Чудаков показывал свои фокусы с особым блеском, Аннушка танцевала с необыкновенным талантом. Самому Алексею его кофе удался, как никогда. Просто у Нонны была способность все освещать и катализировать одним своим присутствием…
Но сама Нонна не догадывалась об этом и потому внезапно погрустнела. Михаил Борисович, взглянув на дочь, вдруг заторопился:
— Ну, друзья мои, нам пора домой…
Аннушка еще пыталась уговорить его, но Нонна уже поднялась.
Выждав, когда Аннушка и Нонна вышли из комнаты, Михаил Борисович сказал:
— Вот что, молодые люди, я позвонил Ивану Александровичу и рассказал о вашем успехе. Иван Александрович поздравляет вас, но в то же время и торопит. Снимки аннигилирующих анти-ро-мезонов уже проявлены, я спрашивал у фотолаборантов, когда собрался к вам. Больше всего с ро-мезонами занимались в Дубне. Следовательно, у них могут быть снимки неучтенных аннигиляций. Надо немедленно взять наши фотографии зафиксированных звезд и завтра же поехать в Дубну. Завтра воскресенье, институт не работает, но обратитесь там к Сергею Григорьевичу Тропинину, он выдаст необходимый материал. Академик настаивает, чтобы уже в понедельник этот материал был сгруппирован у нас. Если, конечно, у них в фотоснимках найдется что-то подобное:
— К чему такая торопливость, Михаил Борисович? — сердито сказал Чудаков. — Мы же не спали несколько ночей! И на чем ехать? На поезде? Завтра поезда будут перегружены…
— Я дам свою машину! — непреклонно сказал Красов.
Нонна, появившаяся в дверях уже в плаще, добавила:
— А я с удовольствием повезу вас в Дубну.
Чудаков переглянулся с Ковалем. На Алексея они не смотрели. Тогда Алексей тихо сказал:
— Хорошо, я поеду в Дубну.
16. МИР НЕ БЕЗ ДОБРЫХ ЛЮДЕЙ
Машину вела Нонна, и это раздражало Алексея, словно он оказался в зависимости от нее. Или показал себя слабым человеком. А он, и верно, слабоват. Дважды записывался на шоферские курсы, да так и не окончил: все что-нибудь мешало…
Он сидел рядом с Нонной и хмуро смотрел на летящее под колеса матово-черное шоссе. В поле зрения надоедливо попадал болтающийся на нейлоновой нитке негритенок в алой юбочке — автомобильный амулет, очевидно, подарок очередного Нонниного поклонника. Разговаривать Алексею не хотелось.
В общем-то, он сам согласился поехать в Дубну. Но теперь ему подумалось, что вокруг него и Нонны складывается какой-то заговор. А кому приятно быть в центре заговора и не понимать его?
Нонна тоже не разговаривала, А может, мешали встречные машины. Шоссе было узкое, и до самого Дмитрова навстречу все время шли грузовики, а сзади подпирал поток легковых — москвичи ехали за город: на прогулку, в лес, на дачу.
Машину Нонна вела с профессиональным шиком. Она вообще все делала хорошо, и это тоже раздражало Алексея, словно врожденная талантливость Нонны отдаляла ее от него.
Он изредка взглядывал на маленькие, очень красивые руки с отполированными малиновыми ногтями, цепко лежащие на руле, видел ее профиль, косо отчеркнутый волной рыжевато-золотистых волос, летящую к виску нервную бровь, неожиданно грустный глаз в тяжелых от туши ресницах.
«Интересно, как она с такими ногтями стирала Бахтиярову белье там, на стройке? — раздраженно подумал Алексей. — Непонятная женщина! Хотя вряд ли она занималась подобными делами, конечно, эти скучные подробности жизни она передала кому-нибудь другому… Нет, мне не нужна такая женщина, — с неожиданной яростью решил он, — все в ней мне чуждо!»