Открыватели дорог
Шрифт:
Коваль немедленно позлорадствовал:
— Вполне бетонно! Запретят произносить такие слова, как «антивещество», «античастицы», «антимир», и будь здоров! И никаких тебе больше снимков! Получишь только один: кающегося грешника в разодранном рубище и с посыпанной пеплом главой. Это когда ты придешь к Крохе признавать свои ошибки. Уж этот-то снимок я сделаю «на отлично»!
Чудаков с недоброй усмешкой подумал, что Коваль даже и не представляет, как быстро могут сбыться его пророчества. Валентин может и позлорадствовать и поиздеваться над Крохой. Но он никогда не полезет в драку. И с одинаковым усердием будет готовить и проводить
В это время снова вошла Нонна.
Она оглядела нередеющую толпу зрителей и невинно сказала:
— А мне показалось, что обеденный перерыв окончился!
Сконфуженные посетители попятились к выходу.
Когда последний из них осторожно закрыл за собой дверь, Нонна произнесла совсем другим тоном:
— Ну, мальчики, кажется, мы напрасно поторопились с этим праздником!
— А что случилось? — недоверчиво спросил Чудаков.
— Я зашла к отцу, чтобы взять ключ от машины, и застала там Крохмалева и Подобнова. Кроха пустил в ход все: идеализм, разрушение основных законов диалектического материализма, солипсизм и еще какие-то слова, которые я могла бы понять только с философским словарем в руках. Одним словом, ощущение такое, как если бы мы открыли выставку картин, не состоя членами МОССХ. Знаете, как пишут бесталанные художники о таких выставках: «Кто разрешил?», «На каком основании?». Крохмалев вспомнил и о том, что теоретических обоснований феномена еще нет, а выставка уже есть… Отец проворчал что-то о том, что дал задание Горячеву к среде сдать статью со всеми формулами, и тут я сбежала. Алеша, где эта ваша статья?
Она подошла к столу и оглядела разбросанные бумаги. Алексей неловко прикрыл исчерканный лист газетой.
— Уже начали? — Она небрежно отбросила газету и просмотрела наброски статьи. — Боже мой, какой деревянный язык! Почему вы, товарищи ученые, не умеете писать по-русски? Надо же сочинить такое: «Спонтанное деление лябильных частиц…»
— Это не любовное письмо! — сурово сказал Алексей, отбирая черновики.
— А разве вы умеете сочинять любовные письма? — невинно спросила она. — Я что-то не помню за вами такого греха…
— Бросьте вы перешучиваться! — сердито приказал Чудаков. — Валентин, снимай выставку! А ты, Алексей, успеешь к среде?
— Конечно, нет!
— Ну, так и не торопись! Мы же не имеем еще полной информации о том, что у них горит? Пока ты будешь сочинять статью в том духе, как нравится Нонне, мы с нею успеем кое-что разузнать… Вы мне поможете, Нонна? — прямо спросил он. — И — о, чудо! — эта своенравная, упрямая женщина покорно сказала:
— Попробую!
После этого Алексею ничего больше не оставалось, как забрать черновики и подняться к себе. Нонна, Коваль и Чудаков остались совещаться.
Алексей просто-напросто забыл об их заговоре. Тем более что во вторник он статью не закончил и в среду тоже.
Ему почему-то перестали нравиться сложноподчиненные предложения, в которых на одно русское слово приходилось полдесятка иностранных, а формулы, обильно уснащавшие статью, не казались доходчивыми. И он усердно вычерчивал фразу за фразой и придумывал новые, хотя эти новые, в сущности, ничем не отличались от зачеркнутых.
Михаил Борисович звонил по три раза в день. В среду он окончательно рассердился.
—
— Читаю словарь Ушакова.
— Оставьте ваши шутки, Алексей Фаддеевич!
— Мне не до шуток! Просто хотелось, чтобы статья была понятной!
— Вы же не детский писатель, а ученый!
— Хорошо! — устало ответил он.
После этого сочинение пошло быстрее. В самом деле, он пишет не для детей! А если дети захотят понять, чем он занимается, пусть окончат физический факультет университета. Хотя и окончившие не всегда понимают друг друга. Вот, например, Крохмалев и Подобнов…
Мысли о Крохмалеве и Подобнове не очень помогали писать, но все-таки в четверг перед концом работы он уже был в вычислительном отделе, у Нонны, своего редактора.
21. ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ПРАЗДНИКУ
Нонна встретила его на пороге: собиралась уходить. Алексей окинул ее рассеянным взглядом — платье серебристого цвета, модные туфельки, тоже серебряные, пышно взбитые волосы — и удивленно сказал:
— А вы сегодня очень хороши!
— Да что вы? — Она усмехнулась. — А мне казалось, что наши молодые ученые видят красоту только в одном существе женского рода — физике.
— Ну, не совсем так. Некоторые даже женятся! — не очень ловко парировал он.
Ему было трудно разговаривать с Нонной. Нонна постоянно менялась. Во время опытов она показала себя прекрасным товарищем и держалась свободно. Ей очень подходила роль помощника, весьма чутко реагирующего на все перемены в настроении и обстановке, умеющего принять шутку, когда ты в состоянии пошутить, подбадривающего, если тобой овладевает уныние. По-видимому, этой черте характера она научилась у Бахтиярова: экспериментаторы постоянно переходят от надежды к отчаянию, а Бахтияров был руководителем очень большого эксперимента и уж, наверное, отвечал на все перемены в настроении своих помощников с чуткостью музыкального инструмента. Вот она и научилась быть доброй, скромной, сильной, научилась верить в победу или хотя бы показывать, что верит в нее.
Но сейчас в этом серебряном одеянии Алексей ее не узнавал. Так и казалось, что за каждым ее словом стоит другой смысл. А может, он снова подпадает под ее власть? «Ну, уж этого-то не будет!» — подумал он.
Они вышли из института. И тут Алексей заметил, что все мужчины, идущие навстречу, внимательно оглядывают Нонну и оборачиваются ей вслед. А женщины, мгновенно оценив Нонну, переводят глаза на него самого, и во взглядах их сквозит удивление: кто, мол, ты такой при ней?
И еще больше рассердился. Теперь уже на себя. Худой, узкоплечий, с утомленным лицом, в самом деле, какой же он спутник для этой надменной красивой женщины, отлично сознающей свою привлекательность? Он искоса посмотрел на спутницу и вспомнил, как сам был готов гнаться за нею хоть на край света…
Алексей даже обрадовался, когда они дошли до знакомого дома. Он и теперь редко заглядывал сюда… Но то, что он сейчас войдет в этот дом, совсем не повторение пройденного. Больше никаких страданий! Он будет насмешливым и равнодушным… И посмотрел на Нонну, возившуюся с ключом, с некоторым подозрением: зачем она пригласила его? Прочитать статью можно было и в институте…
— Ужинать мы пойдем позже в ближайший ресторан. Все наше хозяйство на даче. А пока давайте вашу рукопись! — приказала Нонна.