Отличница
Шрифт:
– И что?
– Нерпа глупая, вот у него все и осталось в прошлом! Ладно, так и быть. Я дам тебе, скажем… – тут он задумался, – три мудрых совета. А уж как ты ими воспользуешься…
– Хорошо, я согласна. Только тот первый – не в счет.
– Ну, ты, подруга, шустра! O’K, я сегодня добрый. К тому же ты кормила моего кота. Кстати, он передал тебе привет и просил сказать, что сосиски были вкусные.
Кажется, я покраснела.
– Как ты узнал?
– Он мне все рассказал.
– Нет, правда!
– Да расслабься ты. Просто он заначил кусок сосиски, а потом
– С ума сойти, какая любовь!
– Да, животные – и не только – меня любят!
Леха выглядел до противности самодовольным. Но, похоже, это была чистая правда.
– Ладно, вернемся к твоим советам. Начинай.
– Легко. Урок номер один: если не можешь изменить обстоятельства – измени свое отношение к ним.
Он откинулся на спинку кресла и ждал моей реакции. Честно говоря, я ничего не понимала.
– Не въезжаешь? Гляди. Классический пример из учебников для начинающих.
Леха взял стакан и налил в него минералки примерно до середины.
– Пессимист смотрит на стакан и говорит, что тот наполовину пустой. А оптимист говорит, что стакан наполовину полный. Понимаешь?
– Понимаю, – сказала я осторожно. – Ты хочешь сказать, что если я не могу долить воды в стакан до краев, то зато могу сама решить, что он для меня значит?
– Умница! Машка, ей Богу, ты не так безнадежна, как прикидываешься.
Я почти не среагировала на этот сомнительный комплимент. Мысль лихорадочно заработала.
– То есть ты хочешь сказать, что я не должна обращать внимания на подлость, несправедливость, горе…
– Так, стоп! Не перевирай мои слова! Стоит только мне подумать, что ты начинаешь делать успехи, как ты тут же все портишь. Начнем сначала. Слушай внимательно, думать будешь потом.
Я проглотила его слова. Мне, правда, очень хотелось понять.
– Итак. Есть такая старая притча. Жил-был старик. Очень бедный. Была у него одна-единственная лошадь, которая как-то сбежала. И все село жалело старика и говорило: «Вот же несчастье!», а старик отвечал: «Да разве это несчастье!». А однажды лошадь вернулась, да не одна, а с жеребенком. И все село говорило: «Вот же счастье привалило!», а старик отвечал «Да какое это счастье!». А потом единственный сын старика сел на выросшего жеребенка, и тот его сбросил. Парень сломал обе ноги и стал калекой. И снова вся деревня жалела старика, говоря «Какое горе! Бедный старик!», а тот снова повторял свое: «Да разве это горе!». А потом началась война, и всех мужчин, кроме детей, стариков и калек, забрали в армию, и они все погибли. И опять в деревне завидовали деду, говоря «Счастливец, его сын остался жив!». А дед продолжал гнуть свое: «Какое же это счастье!». И так до бесконечности. Понимаешь?
– Кажется, да.
– Дело в том, Петрова, что некоторые вещи случаются. И точка. Не будем говорить сейчас о том, что невозможно изменить ход событий. На самом деле возможно все. Но если ты не всегда можешь повлиять на некоторые обстоятельства, то ты всегда можешь выбрать, что они для тебя значат. Понимаешь? Мы. Сами. Выбираем. Что. Делает. Нас. Несчастными. Или счастливыми.
– Каким образом?
– Элементарно, Ватсон. Просто в один прекрасный день реши для себя, наконец, хочешь ты чувствовать себя несчастной или не хочешь.
– Я не хочу.
– Вот и не чувствуй.
Я подавленно молчала. Это было слишком сложно. Или наоборот – слишком просто, чтобы быть правдой.
– Тебе легко говорить. А если тебя обижают? Или еще хуже – оскорбляют?
– На самом деле, человека невозможно обидеть или оскорбить без его внутреннего согласия. Пусть кто-то что-то говорит или делает, причем неважно – сознательно или неосознанно. Только ты сама выбираешь, обидеться тебе или нет, чувствовать себя оскорбленной или не чувствовать, даже если то, о чем тебе говорят – правда.
– Ой, ну не знаю. Мне надо подумать.
– Вот и думай. На сегодня урок закончен.
Маркин подозвал официанта, рассчитался, и мы вышли на улицу. Дождь все так же моросил, но я не обращала на него внимания. Я думала.
Леха усадил меня в свою «Мазду» (очень низкая и неудобная посадка, особенно для женщины в узкой юбке и на каблуках) и повез домой. Всю дорогу я молчала. Мысли прыгали, сталкивались и пытались опередить одна другую.
– Машка, ты в порядке?
Оказывается, мы уже приехали и стояли у моего подъезда.
– Не совсем. У меня переполнение оперативной памяти.
Он посмеялся, потом помог выбраться из машины и пожелал мне спокойной ночи.
Издевается!
…
На следующий день позвонил Игорь. Мишка что-то читал в своей комнате. Я мыла посуду на кухне.
– Привет!
– Привет!
– Как дела?
– Все нормально.
– У Потапыча через неделю День рождения. Я хотел с тобой посоветоваться насчет подарка.
Милый мой, ну как же тебе объяснить, что не подарки нужны твоему сыну, а ты сам!
– Алло! Марина, ты меня слушаешь?
– Да-да, слушаю. Я уже думала про подарок и даже, кажется, придумала, что ему подарить.
– И что же?
– Телескоп.
– Ты шутишь? Или серьезно?
Еще как серьезно. Я вытерла о халат вспотевшие ладони, набрала в легкие побольше воздуха и нырнула с головой:
– Послушай, Игорь, я давно хотела тебе сказать, что подарки – это, конечно, замечательно. И Мишка всегда им радуется. Но, видишь ли… – слова подбирались с трудом. – Он так быстро растет, а вы так редко видитесь и совсем не общаетесь. Спасибо тебе, конечно, за все, что ты для него делаешь, но только ему не это нужно.
Он слушал меня, не перебивая.
– Ты пойми, он скоро вырастет и перестанет нуждаться в родителях. Но сейчас еще есть время, еще не поздно. Ты нужен ему, да и он тебе тоже, хоть ты, может, и не признаешься себе в этом. Ему нужно с тобой общаться, советоваться по каким-то вопросам, в которых я как женщина могу и не разбираться. Да просто знать твое мнение обо всем! Пожалуйста, не отвергай его, не держи на расстоянии. Иначе может так случиться, что однажды ты захочешь, чтобы он был рядом, а он не придет. Ты будешь ему безразличен, потому что он был безразличен тебе.