Отличница
Шрифт:
– Сначала да, даже всплакнула после вашего разговора. А потом ничего – подумала немного и успокоилась.
Ну и славно! Я, конечно, не верила, что мама решится продать огород – ну куда же она без него. Главное, я теперь знала, что могу, оказывается, сказать «нет», и это никого не убьет.
Боковым зрением я заметила, что по залу прокатилось какое-то оживление. Я уже догадывалась, что это. Это шла моя сестра. Женщины щурились, мужчины расправляли плечи и пытались втянуть животы. Я наблюдала такую картину уже несчетное количество раз, но все не переставала ей удивляться.
Самое интересное, что Наталья даже не пыталась понравиться окружающим. Она вовсе не была писаной красавицей. На самом деле, ей бы не помешало сбросить пару-тройку килограммов. Она не носила нескромное декольте или умопомрачительное мини, не злоупотребляла косметикой. Короче говоря, она вовсе не пыталась привлечь к себе всеобщее внимание. Но почему-то каждый раз, когда моя сестра где-нибудь появлялась, все взоры немедленно обращались в ее сторону. Интересно, почему?
Гарсон, который до сего момента не замечал моего присутствия, немедленно бросился к нашему столику. Наташка милостиво улыбнулась ему, заказала два кофе, и он ушел, осчастливленный.
Ну, что в ней такого особенного? Мама говорит, что мы очень похожи. Правда, Наташка выше меня и крупнее, и волосы у нее темнее и короче моих, но в остальном мы – как две капли воды. Я сегодня не в своем обычном свитере, а в приличном костюме и даже подкрашена слегка (жаль, Маркин не видит). Почему же мое появление в этом заведении не вызвало фурор, а Натальино – вызвало?
Мы болтали о пустяках, но я видела, что она чем-то расстроена.
– Что-то случилось?
Она замялась.
– Мама с Максом опять поругались.
О, Господи! Мало нам огорода.
– Что на этот раз не поделили?
– Да это из-за Катюшки. Мы с Максом решили отдать ее в танцы, а мама против. Говорит, что ребенку еще рано – она слишком слабенькая.
– Вот как раз, чтобы окрепла и поменьше болела, и надо заниматься спортом. Или танцами.
– Ну, Макс так и сказал.
– А почему Макс? Ты-то где была?
Наталья виновато посмотрела на меня. Все ясно. Опять спряталась за широкую спину мужа.
– Слушай, Наташка, ты вроде как не при чем. Здорово устроилась!
– Но я совсем не хочу с ней ссориться!
– И не надо. Но, во-первых, это твой ребенок. Ты – мать, и это ты решаешь, заниматься твоей дочери танцами или нет. А во-вторых, перестань сталкивать их лбами.
Она внимательно разглядывала меня, как будто видела впервые.
– Ты сегодня какая-то не такая.
– То есть?
– Ну, не знаю… Обычно ты у нас миротворец. В духе непротивления злу насилием.
– А сегодня?
– Да не знаю я! Другая, и все тут.
Я и сама это чувствовала. Правда, я еще до конца не осознала, что со мной происходит, и пока не хотела это обсуждать.
Сестра, наверно, почувствовала мое состояние и решила сменить тему:
– Что будем дарить Потапычу?
У Мишки скоро День рождения. Еще один предмет для размышлений с моей стороны. И вовсе не о подарке.
– Я пока не придумала. Правда, есть идея…
– Какая?
– Ты же знаешь, он бредит звездами. Все мальчики хотят быть космонавтами, а он – астрономом.
– И что?
– Вот я и подумала: может, ему телескоп купить?
– С ума сошла? Ты представляешь, сколько это стоит? – глаза у нее стали квадратными.
– Ну, я же не «Хаббл» собираюсь приобрести, а какой-нибудь маленький телескоп, домашний.
– Слушай, а может, лучше подзорную трубу? Или бинокль?
– Не, это не то.
– Ну, смотри сама. Твое дело – придумать, наше – поучаствовать. А ты хоть знаешь, где их продают?
– Пока нет, но будем искать, как говорил Семен Семеныч.
Мы еще с полчасика посидели-поболтали, а потом пошли по домам.
…
С утра зарядил дождь, и резко похолодало. Бабье лето закончилось, не успев начаться. Как же я не люблю холод! Я физически ощущала приближение зимы, хотя был еще только сентябрь.
Однажды по телевизору показывали какую-то передачу с участием какого-то композитора. Кажется, Эдуарда Артемьева. Совершенно не помню, о чем там шла речь (ну, о музыке, конечно!), но зато я запомнила, как он сказал, что когда на землю ложится белый снег, у него появляется ощущение, будто ее укрывают саваном. И что он словно умирает каждую зиму и возрождается с каждой весной.
Я чувствовала то же самое. Для меня лето заканчивалось не тридцать первого августа, а двадцать первого июня. И весна начиналась не по календарю первого марта, а в декабре, когда день потихоньку начинал расти, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее.
– Ну, чего ты такая унылая? Опять заготовки? Или осенняя депрессия?
Леха за отпуск загорел, посвежел (хотя куда уж свежее!) и просто-таки излучал оптимизм и положительную энергию. Он вышел на работу неделю назад, разгреб образовавшиеся завалы и вспомнил обо мне. Мы сидели в кафе, и сейчас он требовал отчета о проделанной работе.
– Да нет, с заготовками я покончила. И знаешь, никто не умер!
Я рассказала ему о разговорах с родителями и о том, как после них наотрез отказалась консервировать на зиму что-либо еще. Это оказалось не так уж и трудно. И мама даже почти не расстроилась. Не знаю, куда она дела урожай, но мы этой темы больше не касались.
Леха внимательно меня выслушал, а потом похвалил:
– Молодчина! Первый шаг сделан, – он выглядел довольным, словно учитель, радующийся успехам своего ученика. – Над чем теперь работать будем?
– Слушай, да ты просто джинн из лампы, который исполняет все желания!
– Ничего подобного! Я вовсе не намерен что-либо за тебя делать. Ты сама всему причина, тебе и решать свои проблемы. А насчет желаний – ты поосторожней, они сбываются.
– Да?
– Да. И тут важно правильно пожелать, а то будет как в том анекдоте про мужика: рыбка, рыбка, хочу, чтоб у меня все было.