Отличный парень
Шрифт:
Парень чешет босой правой ногой левую ногу. Он делает презрительную гримасу на лице и затем проводит ладонью по лохматой голове.
— Ваши родители сняли однокомнатную квартиру для вас, а не для этого сброда… Нескольких мерзавцев…
Немного помедлив, она произносит:
— …и наркоманов.
Пожав плечами, молодой человек делает в ее адрес непристойный жест.
Она в ужасе отшатывается.
— Негодяй! Вы меня не запугаете. У меня хорошие отношения с полицией. Я еще не обращалась к ним за помощью. Ваши родители
— Вы не знаете, как пахнет белый табак? — спрашивает молодой человек. — Конечно, такая рыжая кобыла, как вы, не может ничего знать о белых женщинах и о том, чем они пахнут. Старая карга! Толстая корова! Надо еще успеть вызвать полицию… Пока вас не…
И он снова показывает жестом: «не замочили».
Они смотрят в упор друг на друга. Два хищника.
Мадемуазель Мюллер останавливается на площадке четвертого этажа.
— Это здесь.
Она открывает дверь. Роберт как завороженный следит за ее движениями.
— Входите…
Он проходит в просторную комнату с белыми стенами. Оранжевые шторы по обе стороны широкого оконного проема. До его слуха доносятся приглушенные звуки улицы. Часть комнаты занимает широкая тахта, прикрытая меховым покрывалом. На полу лежит ковер с современным рисунком.
Комната идет кругами перед глазами Роберта.
— Присаживайтесь — говорит немка. — Снимите ботинки… И ваш пиджак тоже…
«Что со мной случилось? — думает Роберт. — В чем дело?»
Он нагибается, чтобы снять обувь, и его глаза закрывает огненная пелена.
— Осторожнее…
Немка успевает подхватить его.
— Если вы упадете, я не смогу положить вас на постель. Не двигайтесь… Я помогу вам.
В другое время он стал бы протестовать: «что вы, нет», «нет, не надо».
Мадемуазель Мюллер встает на колени. На его ботинках слишком туго завязаны шнурки.
— Зато не потеряешь…
Ботинки падают на пол. Немка выпрямляется.
— Вставайте, — говорит она. — Ну, еще одно усилие.
Он встает. Снимает пиджак. Она тут же вешает его на плечики.
— Ваш пиджак промок до нитки… Скиньте с себя рубашку… Скорее…
На мокрой насквозь рубашке расплылись бесформенные темные пятна. Подкладка все-таки полиняла.
— Я замочу рубашку в холодной воде.
Женщина волнуется.
— Мне так много надо было сделать за этот день. У меня сегодня выходной.
— Я очень сожалею, — говорит он. — И благодарю!
— У вас какой рост?
— Метр семьдесят…
— Вам придется подвернуть рукава, потому что его рост был не меньше метра восьмидесяти двух. Ваши брюки…
Расстегивать и снимать брюки перед женщиной значило для него то же, что подготовка к пребыванию в камере предварительного заключения.
Он натягивает пижаму. Ему приходится закреплять пояс штанов маленькой
Немка снимает с тахты меховое покрывало. Она аккуратно складывает его.
— Если вас знобит, я могу выключить кондиционер. Ложитесь.
Прикосновение к чужой постели. Свежие простыни и наволочки. Признательность и досада. Перед его мысленным взором словно из темноты возникают картины из далекого детства. Ему хотелось навсегда вычеркнуть его из памяти. Порядок, наведенный в незнакомом жилище, успокаивает его. Все здесь функционально и продуманно, ничего лишнего.
— У вас уютно… — произносит он.
У Анук в комнате всегда беспорядок. В детстве кормилица, а затем гувернантки прибирали в ее спальне. И теперь у нее укоренилась привычка бросать все где попало. Ведь всегда имеется кто-то рядом, чтобы поднять и положить вещь на место.
Немка улыбается и произносит:
— После войны наведение порядка стало для меня своего рода манией. Я испытываю потребность в том, чтобы все вокруг меня было чисто и прибрано. Я пережила немало горя.
Она выходит из комнаты и возвращается с градусником в руке.
— Откройте рот…
Ловким движением она вставляет ему в рот маленький термометр, похожий на свисток.
— 39 и 2,— произносит она по-немецки. — Я неплохо говорю по-английски. Однако перехожу на родной язык, чтобы считать. Я представляю себе цифры только на немецком. Лишь бы у вас не было тифа. Тогда придется делать дезинфекцию. А я только что внесла последний взнос за мебель… Не говоря уже о ковре… Видите, какой у меня красивый ковер?
Она присаживается на кончик тахты и смотрит на него в упор.
— Скажите…
— Что вы хотите узнать?
Она медлит с ответом.
— Вы, случайно, не убили свою жену? Со стороны ваше поведение кажется весьма подозрительным.
— Убить ее? Нет.
Она продолжает:
— Скажите мне правду. Хватит мне вешать лапшу на уши… Вы такой странный. От чего вы бежите? Вы избили ее?
— Мы даже не поругались. Простое стечение обстоятельств.
Она качает головой.
— Вас разыскивает полиция?
— Нет. Я не торговец наркотиками и не преступник. Сегодня утром я всего-навсего струсил. Вот и все. Я не хотел объясняться с женой.
Хельга улыбается. Словно небо после грозы лицо женщины светлеет.
— Везет же мне на слабаков… Видимо, я привлекаю их чем-то…
Она встает.
— Тем хуже. У каждого своя судьба. Я сейчас уйду. Никому не открывайте дверь. Если постучит кто-то, не отзывайтесь. У меня есть ключи. В Вашингтоне много ограблений. Вы открываете на звонок в дверь и получаете удар по голове. Американцы никогда вам об этом не расскажут. Преступность — это их беда. Я скоро вернусь. Доктор живет неподалеку. К сожалению, по телефону мне будет трудно ему объяснить, что с вами. Лучше я схожу к нему… До скорого.