Отложенное детство
Шрифт:
Дядя Миша посадил меня на сиденье, подтолкнул, и я стала взлетать вверх-вниз, вверх-вниз, от одной яблони до другой. Ура-а-а-а!
Тут же набежали дети, которые приехали в гости вместе с взрослыми. Это были мои многоюродные братья и сёстры. Видела я их редко и некоторых из них даже не знала по имени. Да они и сами не очень хотели со мной знакомиться поближе. Почти все были старше меня, и именинница казалась им малявкой. Но качели – это совсем другое дело, и все сразу меня заметили и стали просить: дай покачаться.
Выстроилась очередь. И я безропотно слезла с качелей и встала в конец очереди – ведь они же были гости. Только одного мальчика – моего дядю – не заинтересовали качели. Он сказал, что у него дома есть такие, которые взлетают высоко над рекой.
– А какая у вас река? – спросила я.
– Очень красивая река, Десна, – ответил он. – Приезжай к нам в гости.
– А это далеко? – спросила я.
– Не близко, конечно. Мы с самого утра к вам шли, потом ехали.
Тут я подумала: как это может быть, что и у них, и у нас одна и та же река Десна? Надо бы спросить об этом у дедушки, а ещё про Вязовск – где он находится и можно ли нам туда съездить в гости.
Стол накрыли на веранде. И скоро нас позвали на большой пир. Все ели, пили, поздравляли меня и даже тянули за уши, а потом пели любимые дедушкины песни: «Из-за острова на стрежень» и «По диким степям Забайкалья».
Но вот наступил и мой звёздный час: дядя Миша взял в руки мандолину, тётя Капа гитару, и я стала петь. Всем очень понравилась песня про старушку нищую, а когда я запела «Катюшу», все стали весело подпевать. А потом хлопали, хвалили меня, и дед Сидорыч сказал дедушке:
– Пал Сазоныч, а ведь артистка растёт! Голосок пробивается.
– Инженером она будет, Иван Сидорович, – улыбнулся дедушка, вынимая изо рта трубку и разглаживая свои пышные усы. – А петь – пусть поёт себе и нам на радость.
Мой дедушка был великаном. Когда он разговаривал с Иваном Сидоровичем, тот едва доставал ему носом до плеча.
– Павел Сазонович, ты усы отращиваешь и кительки на заказ шьёшь специально? – допытывался он. – Чтоб на нашего вождя похожим быть?
Дедушка только отмахивался, потягивая свою трубочку.
–И трубку держишь совсем как он. Признавайся уже! Только вот волосы под ёжика зачем-то стрижёшь.
– Должно же быть какое-то отличие, Иван Сидорович! – Дедушка весело смеялся, обнимая соседа за плечи.
Когда гости разъехались, я побежала в сад осматривать свои качели – целы ли они после такого нашествия родственников. Павлик уже спал. Пришла бабушка и, одев меня потеплее, сказала:
– Покачайся, наконец, на своих качелях, пока мы посуду уберём.
Но время было позднее, из дальних уголков сада, где, притаившись, ещё лежал тёмный ноздреватый снег, поползли ночные тени.
Я закрыла глаза. Я всегда боялась темноты, но уходить домой сейчас не хотелось.
Заходящее солнце, выглядывая из-за соседского забора, отбрасывало длинные тени от яблонь, на которых уже набухли зеленоватые почки. Покачиваясь, я запрокинула голову и посмотрела на небо – оно было высоким и густо-синим, с редкими розоватыми от солнца облачками.
День рождения прошёл, но у меня остались воспоминания и замечательные жёлтенькие качели.
Отчего же было грустно? Может быть, оттого, что мне сегодня исполнилось шесть лет, а меня никто так и не назвал «моё солнышко, моя доченька».
Когда я была поменьше, бабушка часто говорила, что приходили за мной разные родители, но, посмотрев на меня и на то, как я себя веду, все разбежались.
Теперь я уже большая, веду себя хорошо, но родители так и не пришли на меня посмотреть.
В гости к бабушке Мане
21 июня.
Сегодня утро было пасмурным – но только не для меня. Ведь мы едем в Брянск, в гости к сестре бабушки Дуни – бабушке Мане. Это настоящее путешествие.
Мы ехали сначала на автобусе до самого Брянска, а потом долго шли пешком по зелёным улочкам. Я смотрела на дома, на цветы в палисадниках, на собак, которые лаяли на нас из каждой подворотни.
Улица, что вела нас к бабушкиному дому, поднималась вверх, и мы скоро устали.
– Это не улица Масловка, а какой-то пыхтун, – говорила бабушка Дуня, вытирая большим белым платком пот со лба.
Прошли до конца улицы, потом свернули в переулок, что шёл вдоль глубокого оврага. Дом бабушки Мани в переулке был первым, но из-за зелени не был виден в глубине двора.
Мы вошли в калитку. Вдоль забора на цепи бегала рыжая с белыми пятнами собака. Она не залаяла на нас, а завизжала от восторга.
Из дома выбежали две тёти – тётя Таня и тётя Тамара, дочери бабушки Мани. Страшными голосами они закричали:
– Мама! Мама! Тётя Дуня приехала!
Когда оглохшая, немного помятая от объятий и вкусно накормленная, я выбралась наконец из-за стола, сразу же побежала за дом, вдоль грядок, к ещё одной калитке, за которой совсем близко был край оврага.
Я слышала однажды, как бабушка Дуня говорила:
– Маня, как ты можешь столько лет жить на краю этой пропасти?
Бабушка Маня только смеялась:
– Где бы я ещё своих козочек пасла? А знаешь, какие родники у нас бьют в овраге?
Я не знала, где в овраге родники и кого они там бьют, но эта пропасть притягивала меня как магнитом. По её склонам, как светлые ленточки, петляли тропинки, а там, далеко внизу, бежал ручей.
Весь склон оврага зарос какими-то колючими и пахучими травами, да кое-где кустарниками. У многих корни торчали наружу.