Отложенное детство
Шрифт:
Голоса приближались. Вдруг над бортом нашего грузовика показалась голова в зелёной фуражке.
– Кто это тут таращится? – строго спросила усатая голова, посмотрев на меня.
– Я не таращусь, – отозвалась я.
Сделав страшное лицо и выпучив глаза, голова сказала:
– А что, я таращусь, что ли?
Это было так смешно, что я не выдержала и прыснула со смеху.
Засмеялась и голова. Потом, отдав мне честь, исчезла.
Сразу стало веселее, и хмурое холодное утро уже не казалось таким хмурым. Мне только хотелось, чтобы машины поскорее поехали. Но машины всё стояли и стояли.
Бабушка встала у заднего борта и, когда дедушка был поблизости, спросила у него, почему мы стоим.
– Сейчас принесут карту и покажут нам, по какой дороге можно ехать. Вот и ждём, – ответил ей дедушка. – Теперь не везде проедешь. Где-то разбомбили мост. Да мало ли что ещё… Война идёт, мать.
Я немного повозилась на своём мешке и, уснув, не услышала, когда наша машина вновь покатила по дороге.
Проснулась оттого, что солнце светило мне прямо в лицо. Приоткрыла один глаз и увидела над собой ветки с жёлтыми листьями. И тут услышала голос бабушки Дуни:
– Пусть поспит. Она всю ночь не спала, дежурила по колонне.
Но что это? Ей кто-то отвечал Митиным голосом. Он говорил, что скоро принесут горячий обед и о том, что подогревать негде и надо бы покормить всех, пока не остыло.
Неужели это Митя? Но я же сама слышала, что Митя с нами не едет.
Сон с меня сразу слетел. Я вскочила – задний борт грузовика откинут, а рядом стоят бабушка и Митя в телогрейке и ушанке, из-под которой кудрявится тёмный чуб.
– Митя! – закричала я.
Он повернулся. Снял меня с машины, покружил и поставил на землю.
– Где мы? – спросила я.
– На краю земли. Но здесь есть клуб, и все наши там давно расположились. Павлик нашёл себе друга и носится с ним по коридорам. А я пришёл за тобой и Евдокией Петровной. Скоро принесут горячий суп и картошку, так что быстренько, быстренько, побежали.
– Митя, а ты решил ехать с нами? А в какой машине едешь? – вопросы так и рвались у меня с языка.
– Я не еду, Аля. Я веду самую тяжёлую машину. В колонне иду вторым.
– А покажешь машину? А в кабине посидеть можно? – не унималась я.
– Не знаю, не знаю. – Он озабоченно наморщил лоб. – Посмотрим на твоё поведение.
В клубе столов было мало. Все устраивались кто как мог: на подоконниках, а то и просто сидя на полу. Наши эмалированные миски стояли на двух ящиках, которые тётя Капа накрыла холщовым полотенцем.
На обед была лапша с поджаренным луком. Бабушка постаралась выловить ложкой лук из моей миски. Но это мало помогло, и когда Митя, пообедав, проходил мимо, я всё еще пыхтела над своей лапшой.
– Вот так вот, значит, мы едим вкуснейшую лапшу! – сказал он.
Горькие слёзы выступили у меня на глазах.
– Ладно, не горюй, – пожалела меня бабушка и выдала ещё тёплую картошку с тушёнкой, которую я сразу же съела. Потом пили чай, и вот я свободна.
На этот раз бабушка осталась с Павликом и ещё двумя малышами, а меня взрослые взяли в рощу, где пилили и кололи дрова. Я носила готовые чурбачки к машинам.
Все почему-то развеселились. Шутили, смеялись. А одна женщина сказала:
– Вот приедем в Орёл, а наши уже фашиста погнали. И нам как раз хватит дров, чтобы домой вернуться.
Кто бы мог тогда подумать, что это было только начало наших трудных дорог по тылам войны.
Ужинали поздно, какой-то кашей, молоком и очень вкусным белым хлебом. Потом все быстро собрались и пошли к машинам. Печки в грузовиках уже топились.
Мы с бабушкой, тётей Капой и Павликом забрались в кузов. Я так набегалась за день, что удобно устроившись на своей подушке, сразу уснула, не дождавшись, когда колонна двинется в путь.
Проснулась рано утром оттого, что машины остановились – проверяли документы. Услышала – кто-то сказал, что мы уже в Орле. Я встала и осмотрелась: улица, на которой стояли машины, была в тумане, и казалось, что дома не стояли на земле, а плавали в густом белёсом киселе. Было сыро, холодно и неуютно. «Лучше уж вернуться обратно в Клетню», – подумалось мне. Я вновь устроилась на подушке, прижалась к бабушке и вдруг поняла, что она тоже не спит, и ей сейчас, как и мне, холодно и грустно.
В Орле
Как только встало солнце, от тумана не осталось и следа. Дома, как и положено, стояли на земле. В саду ближнего дома на голых ветках ещё висели яблоки.
Стало теплее, а машины всё стояли и стояли на улице. К нам подходили какие-то женщины, и бабушка у них покупала разную еду. Скоро мы уже завтракали горячей картошкой и варёными яйцами с домашним хлебом.
– Хочу яблок! – кричал Павлик, который устал топтаться в кузове на одном месте, и ему давно хотелось побегать.
Но нам пока не разрешали покидать машину.
Ближе к обеду приехал дедушка на зелёном, как кузнечик, автомобиле, и вся колонна двинулась следом за ним по улицам города Орла. Мне показалось, что ехали очень медленно. Остановились у длинного дома, который все называли бараком. Как только выгрузили вещи, машины сразу же уехали.
– Поиграй с Павликом на улице, – сказала мне тётя Капа, – пока мы не устроимся на новом месте.
Но тут в небе послышался гул самолётов. Все укрылись в доме. Здесь, в Орле, тоже бомбили – где-то далеко, но всё равно было страшно.