Отлученный (сборник)
Шрифт:
Женевьев не жаловалась ни на воздушные тревоги, ни на трудную жизнь. Ее торговля жила, она уже представляла себе Роберто и Ксавье в солдатской форме. Робертс…
После поражения ворота централа остались закрытыми, на тюрьму обрушился голод. Ксавье взбунтовался и загремел в карцер.
Комната длиной в двадцать пять метров находилась на первом этаже. Наказанные ходили гуськом. Ритм шагу задавал, рявкая приказы, надзиратель. Каждый час - обязательная пятиминутная передышка. Люди садились на камень в виде сахарной головы. Ступни ног, прижатые к боковой поверхности камня,
Из еды давали ломоть хлеба и кружку воды. Хлеб жевали на ходу. Наказанного, упавшего от усталости, бросали в карцер. Симулянтов живо приводили в чувство и возвращали на место. Тех же, кто действительно дошел до ручки, отправляли в санчасть, откуда они обязательно выходили вперед ногами.
Всякий раз, когда Ксавье получал две недели карцера, Роберто боялся, что он оттуда не вернется.
Через год после заключения перемирия Роберто назначили кладовщиком. Это позволило ему делать маленький бизнес. Трюк был прост: он закрывал глаза на некоторые поступления тканей. Бригадир швейников, бывший профессиональный портной, шил из съэкономленных тканей одежду. Что же касается вольнонаемного завскладом, то он подкармливал обоих высококалорийной пищей, которую те тайком съедали на складе.
Часть Роберто оставлял для Ксавье, поедавшего дополнительный паек в туалете своего цеха. Притупившийся голод успокоил его. К тому же, у Роберто появилась идея.
– Заведующий замазан по уши, - объяснил он Ксавье.
– Пусть в следующем месяце Женевьев пошлет ему передачу с чемнибудь. Килограмма на три. Он мне ее передаст.
– Как еще пройдет свидание. Если я буду один, дать адрес не получится. Филин так и пялится на Женевьев.
– Сделаешь, как только сможешь. Если сработает, в следующем месяце передадим ему вторую, а в третью она положит пушку, которую попросит у Мигли.
– Твою мать!
– тихо выругался Ксавье.
Он уже представлял, как со шпалером в руке толкает впереди себя директора тюрьмы. И все двери открываются перед ним, словно по волшебству.
* * *
Ксавье пришлось ждать три месяца возможности передать Женевьев сообщение. По случаю Пасхи комната для свиданий была переполнена. Десять заключенных из четырехсот встречались с близкими родственниками…
Женевьев поняла, собрала передачу и отправила по указанному адресу.
Через два дня Роберто сорвал стягивавшую сверток веревку на глазах завскладом, чтобы тот удостоверился, что его доверием не злоупотребляют.
Моральный дух двух друзей был стабильно высоким, хотя на заключенных навалилась странная беда. Они жрали вещи, не предназначенные для этого; главным образом клей, который, вроде бы, имел вкус миндального теста.
Руки и ноги у них распухали, и заключенные вскоре умирали. Хлебная пайка снизилась до двухсот граммов. Основную пищу составляла баланда из брюквы. Ужесточение дисциплины выдавало, какой страх царил среди персонала. Тюремщики боялись заговоров и голодных бунтов. Пустой желудок - плохой советчик.
Каждую неделю в душевой дватри заключенных падали от изнеможения под струями воды. В комнате, через которую надо было пройти в душ, громоздились гробы. Узники, проходя мимо них, шутя стучали по ящикам кулаками.
Пришла вторая передача. Женевьев собрала ее в Марселе. В маленькой коробочке лежала роза. Роберто осторожно взял ее за стебель, и цветок закачался. Тогда он положил его в свои ладони, словно в колыбель, и напряг мускулы. Цветок перестал дрожать.
– Вы не можете оставить его у себя, - сказал завскладом и отвернулся.
– Возьмите, - произнес Ла Скумун через некоторое время.
– Не хочу его выбрасывать, так что возьмите вы…
Завскладом взял цветок.
– Поставлю в стакан с водой в моем кабинете.
Он хотел добавить: «Вы сможете его видеть. И не волнуйтесь: выйдете на волю и будете иметь все - и цветы, и женщин». Но ничего не сказал. При Ла Скумунс он не решался много говорить.
– Спасибо, - прошептал Ла Скумун.
В передаче были шоколад, мед, сахар. В следующей будет пистолет.
На полуденной прогулке Ксавье узнал о приходе второй передачи.
– Она положила туда цветок. Поблагодари ее.
– Еще один месяц, - прошептал Ксавье.
– Всего один маленький месяц…
В воздухе потеплело от ранней весны. Надзиратели, происходившие по большей части из крестьян, предсказывали жаркое лето. Но жара не могла заставить потеть зэков, превратившихся в скелеты. У тех, кто раньше был толстяком, кожа висела клочьями.
– Постарайся не нарваться на санкцию, - постоянно советовал Ла Скумун, зная, что наказанные лишаются свиданий.
Он приготовил тайник для пистолета.
– Дождемся дежурства Цинкового воротника, - сказал он Ксавье.
– Он наложит в штаны, а у него ключи от всех дверей.
Цинковым воротником прозвали капрала, носившего твердые воротнички. Его сердце было таким же твердым. Чуть ли не единственное, что у него было твердым. Перед пушкой он должен был струсить. По крайней мере, таково было мнение Ла Скумуна.
Прошли недели, и Женевьев снова вошла в ворота централа. Передача была уже положена в обычное место. Она очень боялась, но эпоха была такой жестокой, а Ксавье так страдал, что она предпочитала, чтобы оба разыграли свою карту.
Только посмотрев на сестру, Ксавье понял, что поручение выполнено и вдруг почувствовал себя умиротворенным, его измученное лицо осветилось улыбкой, и Женевьев показалось, что на нем появилось детское выражение.
– Ты попрежнему продаешь много роз?
– Попрежнему много, - ответила она.
– Знаешь, он очень обрадовался.
– Правда?
– Правда…
Она столько думала о Роберто, кладя в передачу розу! Ее это взволновало. «Господи, сделай так, чтобы они не умерли здесь!» - взмолилась она.