Отмороженный
Шрифт:
Значит, лететь ему с камнями нельзя. Просто голова кругом. А что с ними делать? Надо будет придумать. Но не сидеть же здесь в аэропорту и не ждать, когда его возьмут с поличным. Пришьют срок за укрывательство.
Выход был один – возвращаться в часть. Он подпишет контракт, как его просили, останется там и будет ждать момента, когда с этими камнями можно будет слинять. Когда про него забудут.
Наверное, его сейчас везде ищут. На вокзале в том числе. Нет, вернуться в родную часть – самое то. И там залечь на дно. Переждать.
Кстати,
И он вернулся в часть. Написал задним числом – на всякий случай – заявление о сверхсрочной. «Батя» прослезился, расцеловал и подмахнул, как всегда, не глядя.
Теперь у него было алиби. Пусть хоть такое хлипкое. К тому же он верил, что в обиду его здесь не дадут. Он верил в судьбу. Верил, что все, что ни делается, – к лучшему. Значит, ему предначертано побыть здесь еще год-другой. Такие деньги, спрятанные в тюбике с шампунем, он не заработает на гражданке и за пятьдесят лет. И это «ангел-хранитель» вручил ему бриллианты, отправив обратно, на дорогу своей судьбы. Ибо в том самолете она бы оборвалась… Самолет разбился, заходя на посадку. В Новосибирске…
Слава Грязнов ходил по моему кабинету и говорил, говорил, размахивая руками. Время от времени останавливался, чтобы переспросить: «Старичок, у тебя действительно ничего не осталось в сейфе?»
– Может, нам самим слазить туда на чердак и своими руками там все перебрать-перещупать? – вдруг спросил он.
– Восемь дней прошло, – махнул я рукой. – Ни одного свидетеля. Уж как я этих ребят с Украины пытал. У них одно на уме – скорей бы вернуться домой. Ничого не бачили, ничого не слыхали…
– У тебя есть протокол допроса – магнитофонная запись их рассказа? – спросил Слава. – Ты ничего не упустил?
– А они ничего толкового и не рассказали, – вздохнул Володя Фрязин. – Их показания уместились на полстраничке протокола.
– Подумаем еще раз. – Слава приложил палец к губам. – Этот банк «Лютеция» был открыт в ноябре девяносто первого года. Понимаешь?
– На деньги родной партии и дорогого правительства, – усмехнулся я. – Тебя, Славик, я позвал, как свежую голову. Чтобы ты смог взглянуть на все со стороны. А ты опять нас толкаешь на ту же стезю. Ах, золото компартии! Где оно? Там же, где золото инков.
– Все сказал? – спросил Слава, уперев в меня свой указательный палец. Есть у него такая вредная привычка. Не помню, говорил ли о ней?
– Все! – сказал я.
– Нет, не все, – мотнул он своей некогда рыжей, а теперь наполовину пегой, лысеющей головой. – Ты не ответил на мой вопрос: осталось ли у тебя что-нибудь в сейфе?
Чертыхнувшись, я полез в сейф. Он следил за мной, чуть склонив голову набок, подобно курице, ожидающей, подсыплют ли ей зерна.
– Мне нужна твоя свежая голова, – повторил я, доставая бутылку коньяка, на дне которой еще что-то плескалось. – Мне нужно, чтобы ты говорил глупости, которые, если их систематизировать, приведут к истине с неожиданной стороны.
Он выхватил бутылку у меня из рук и приложился к горлышку, закинув голову. Володя Фрязин смотрел раскрыв рот, как светило сыска, давясь, с томительным бульканьем высасывает последние капли.
Будет что рассказать стажерам и следователям с месячным стажем работы.
Переведя дух и вытерев губы рукавом, Слава зажмурился.
– Итак, прослушаем еще раз, что рассказывали тебе эти заезжие братья по СНГ. – Он вставил в кассетник пленку, на которой я зафиксировал никчемные показания этих молодых хохлов.
Он включил магнитофон. Все то же. Как добирались с вокзала, как искали квартиру… Поморщившись, я отнял у него магнитофон и перемотал немного вперед.
– Вот здесь, – сказал я.
– Ну мы договорились с хозяйкой на четыре, а делать было нечего, приехали в три, – рассказывал Микола. – Ее еще не было. Жилец собирался. У него два чемодана, пока уложишься… Хотели ему помочь, а он не дал. Я только приподнял – здоровенный. А он их один попер, остановил такси и уехал. А после хозяйка подошла. Ну вот, со всеми подробностями, как вы просили.
– Как он выглядел? – спросил я.
– Ну как… Высокий, загорелый, хмурый, – продолжал Микола. – Так он же уехал из Москвы. Да… а одет был просто, бедно даже.
– С чего ты взял, что он уехал из Москвы? – спросил Володя.
– А он при нас садился в машину и сказал частнику: мол, на Курский. И побыстрее.
– На поезд опаздывал, – подсказал Дмитро.
– Так на такси или к частнику он сел? – спросил я.
– К частнику. Вроде… Нет, точно к частнику.
– Он машину поймал или сама подкатила? – спросил Володя.
– Вроде сама… Мимо проезжал и увидел его с чемоданами.
Слава выключил диктофон.
– И что? – спросил он.
– Когда человек спешит на вокзал, особенно если приезжий, он заказывает такси, не так ли? – спросил я. – Возможно, он таким образом обеспечил себе алиби?
– Из тебя преступник получился бы лучший, чем «важняк», – сказал Слава. – Ловишь блох, тебе не кажется? Я понимаю: других персоналий у нас нет…
– У нас с Володей нет, – уточнил я. – Фигурирует один мужик, спешивший на вокзал. Даже не подождал хозяйку.
Обыденная ситуация, из которой ничего не высосешь. Он уехал в четвертом часу, Салуцкого замочили после шести, точнее, в четверть седьмого. Время, конечно, было, чтобы вернуться и подготовиться. Но есть и риск. Попасться на глаза тем, кто знает, что ты уже ешь холодную курицу в поезде, набирающем скорость. Это запомнится.
Нет, такие ребята заранее забираются на чердак, когда их никто там не видит. И отлеживаются, ожидая своего часа. Возможно, он караулил банкира не один день. Все-таки задание чрезвычайно трудное. Попробуй выследи в толпе в час пик – и попади точно!