Отмороженный
Шрифт:
– Вы будете стоять? Я отойду на минуту, – сказал он вежливо.
Я впервые увидел его глаза в глаза. Версия, будто он испугался, увидев меня, шарахнулся в сторону, еще минуту назад казавшаяся мне верной, оказалась нелепой. Он явно не знал меня. И плевать ему было, кто я такой. Лишь бы его запомнили, когда он снова вернется в очередь.
Я успел разглядеть обветренное лицо с небольшим, достаточно свежим шрамом возле переносицы. А главное – глаза, смотрящие прямо, безжизненно, не мигая. Он был весьма похож на свой фоторобот. Я и сейчас готов был
Я постарался изобразить равнодушие. Пожал плечами. Мол, дело ваше. Задерживать его каким-то образом было бессмысленно. Ближайшие сотрудники милиции находились где-то в сотне метров отсюда, под дождем. Самому мне это оказалось бы не под силу. Он был высок, крепок, жилист. Пиджак, довольно старый, болтался на нем, как на вешалке, хотя в плечах был впору. Как если бы он надел его после тяжелой болезни.
Я подумал, что главное – его сейчас не спугнуть. Был он один, что само по себе довольно странно. Все-таки молодой, достаточно привлекательный… Черта ли ему в старинных операх, на которые я в молодости ходил только по настоянию жены? Прячется именно здесь, среди театралов? Надо будет запомнить. Его ищут по казино и ночным клубам, по всем этим увеселительным заведениям, где, принято считать, киллеры торопятся спустить заработанное. А он здесь, среди бомонда, если – опять же! – это он, тот самый, кого мы ищем.
Кстати, прошла уже неделя, а до сих пор не было известий, что кого-то шлепнули. Замочили. Ликвидировали. Словом, кому как нравится.
Итак, я стоял, держа для него очередь, не смея обернуться, чтобы посмотреть, не сбежал ли. Я стоял и проклинал себя, вспомнив, как совсем недавно отказался от мобильного телефона.
Их было ограниченное количество, всего десяток на наш отдел, я полагал, что телефоны следует отдать оперативникам, тем, кто разъезжает, и всем молодым сотрудникам, смотревшим на меня умоляющими глазами.
Пусть только вернется! – молил я Всевышнего. Пусть возьмет стакан, бутылку пива, банку с пивом… А уж я прослежу. Уж я не упущу случая.
– Я здесь стоял, – услышал я его голос, что-то объяснявший стоявшим сзади. – Вот спросите товарища…
– Да, он только отошел, – сказал я в свою очередь, обернувшись. – Теперь я отойду, если можно.
Он сдержанно, по-военному, кивнул. Замечательная выправка, позавидовал я, отходя. Глядя на него, невольно втягиваешь свой обозначившийся животик…
Я вышел из очереди. Впереди было еще с десяток человек. Так что времени на то, чтобы найти телефон и в то же время не упустить его из виду, оставалось в обрез.
Я наблюдал за ним издали. У него были мягкие, пружинистые, точные движения. Ничего лишнего. И все же выделялся он среди прочих своей явной нетеатральностью. Подойдя к стойке, он оглянулся, как бы разыскивая товарища, стоявшего позади.
– Что будете брать? – нетерпеливо спросила буфетчица.
– Мне бутылку кока-колы, – сказал он.
– Больше ничего? – разочарованно спросила она.
Я стоял в нескольких шагах позади, прячась за посетителями, и ждал момента, чтобы перехватить его стакан. Или бутылку, все равно. Ибо мне, с моими скромными возможностями, его не задержать. Только спугну. Пока отыщу телефон, пока объясню здешнему начальству, что к чему, он может сгинуть. Скажем, не понравилась опера.
Чего тогда сидеть лишний час? Особенно когда впереди столько дел. Например, уже прошла неделя, а он еще никого не замочил…
Он допил свою бутылку и пошел вслед за публикой в зал, тем более что был уже второй звонок. Я двинулся к его столику, нацелившись на бутылку. Оставленные на ней отпечатки его пальцев были для меня ценнее всего на свете. По крайней мере, в переживаемый момент времени.
И тут же к столику подкатила уборщица с коляской, в которую она собирала посуду. Я схватил бутылку, опередив ее буквально на доли секунды. Она удивленно воззрилась на меня.
– Гражданин, поставьте бутылку на место! – громко сказала она, обнаруживая скандальный характер, из тех, что выковываются в очередях и на коммунальных кухнях. – А ну сейчас же поставь, кому сказала! – крикнула она, поскольку я спрятал свою добычу за спину.
На нас обернулись. Некоторые останавливались, с недоумением глядя на меня.
– Алкаши проклятые! – гремел ее голос под сводами храма искусства. – Только бутылки собирать! До театра уже добрались!
Так я понял, что закончились те мои пять минут, что идет карта. Слышал он или не слышал? Этого я уже не мог знать.
Я понимал, если он настороже, то должен бы держаться подальше от публичных скандалов. Тем более что речь шла о какой-то бутылке. Возможно, о той, которую он только что держал. И возможно, даже наверняка, он разглядел меня в эпицентре этого скандала. И кое-что сообразил. А значит, больше я его не увижу. По крайней мере, сегодня. Но его бутылку я уже никому не отдам!
Я стоял и молчал, глядя, как приближаются ко мне здешние администраторы, подкрепленные постовым милиционером.
Оставалось спокойно их дожидаться. И биться за бутылку до последнего, как бы смешно это ни выглядело…
Потом я увидел Светлану. Она стояла и смотрела на меня исподлобья. Тоже старалась понять, что происходит.
Я показал им свой документ. Милиционер пристально, несколько раз сверялся с моей фотографией. Уборщица смотрела и тоже сверяла через его плечо.
– Сообщите своим, пусть оцепят здание театра, – сказал я.
– Вы с ума сошли! – сказал мне администратор, похоже, самый главный. – У нас премьера! У нас дипкорпус, депутаты, министры…
– У вас здесь убийца, – перебил я. – Хотите большого скандала со стрельбой?
– Хочу, чтобы ему дали спокойно уйти, – сказал он непререкаемо. – Будете задерживать его в другом месте. Здесь должно быть тихо. Без стрельбы. Вы поняли меня? – Это он уже сказал милиционеру.
Тот пожал плечами, глядя на меня.
– А бутылка вам зачем? – спросила уборщица.