Отмороженный
Шрифт:
Она со стуком поставила поднос на стол и вышла из кабинета не оглядываясь.
Я, поклонившись, вышел в другую дверь. Спускаясь вниз, я вдруг подумал, что сегодня Борис Львович почти не щурился, глядя на меня.
Наверное, успел рассмотреть все, что собирался, еще в прошлый раз. И, судя по всему, остался доволен увиденным.
Итак, мой визит к банкиру Савранскому можно вполне назвать плодотворным. И даже больше того. Появилась некая певица Алла, некогда носившая фамилию своего мужа, то бишь Тягунова. Да и рассуждения Бориса Львовича нельзя назвать безынтересными.
Не ясна идеология киллера. Во имя чего он убивает? И что или кто за этим стоит? Стопроцентный цинизм, но мне уже интересно, кого он застрелит через пару дней, если выдержит свой временной график.
Кстати, последнее убийство мало что добавило к тому, что нам известно. Непонятно, откуда он стрелял, поскольку никто не мог вспомнить, куда был обращен спиной погибший в момент выстрела.
Ясно, что откуда-то издалека и сверху. Но откуда именно?
И кстати, похоже, винтовку в последнее время он уже не меняет. Вторая его винтовка. Уже понимает (или знает?), что были произведены соответствующие баллистические экспертизы и нет смысла менять орудие убийства. Если только не раздобудет новую винтовку…
Кажется, опять несу черт знает что. Значит, следует отвлечься. На что? Или на кого?
А что, если позвонить Светлане? Неловко как-то после того, как она вручила мне пятьсот баксов. Но хоть появился повод. Раньше его не было, сейчас появился.
Я посмотрел на часы. Если она по-прежнему соблюдает свой режим, то сейчас, в третьем часу дня, ей уже пора вставать.
Так и получилось. Не сразу, но ответила.
– Але… – сказала она полудетским голосом, от которого у меня замерло сердце.
– Это Александр Борисович, – сказал я вполголоса, почему-то опасаясь, что Лара может подслушивать наш разговор.
– Здравствуйте! – обрадовалась она. – Почему вы мне совсем не звоните? Вы на меня обиделись?
О Господи… Обиделся. И это о самом поэтичном адюльтере, какой я когда-нибудь переживал.
– Не было повода, – признался я.
– А сейчас появился? – лукавым голосом спросила она.
– Да. Во-первых, я благодарен вам за вашу… помощь нашим правоохранительным органам.
– Что вы, такие пустяки! Я стараюсь всем помогать. Особенно нищим. Меня все за это ругают, особенно мама, но я не могу пройти мимо. Понимаете? Я как увижу ребенка с картонкой, на которой написано: «Я хочу кушать», – не могу устоять. Ведь я вполне благополучная, моя жизнь удалась, да-да, все думают иначе, я понимаю. Вы ведь тоже так думаете, не правда ли?
– Ну что вы… – пробормотал я.
– Но я же чувствую. Даже по голосу. Я думала об этом, когда вы ушли от меня. Люди не понимают, как мне приятно, что доставляю им наслаждение. А кому-то радость… Ведь они так мало это имеют! Но как им объяснить, что, возможно, это мое призвание? Меня никто не хочет понимать. Мама почему-то уверена, что я останусь одна и у меня никогда не будет детей. А мне многие предлагают выйти замуж… А вы мне не предложили.
– Да я как-то… Все-таки у меня семья. Хотя нет никого в мире лучше вас.
– Ну да, все русские так говорят: семья. А я могла бы выйти только за русского. А предлагают только американцы и японцы. Я совсем заболталась… Так что у вас за предлог?
– Предлог? – переспросил я.
– Ну повод. Я это называю предлогом, какая разница, верно?
– Никакой, – согласился я.
– И потом, вы снова перешли на «вы». Это потому что мы давно не виделись? – спросила она.
– Наверное. – Я не знал, что и говорить. Опять стало не по себе. Можно ли говорить с такой женщиной о каких-то делах?
– Вы… ты рассказывала о своей подруге, у которой муж пропал в Чечне, – начал я. – Помнишь?
– А, ну да, это Алла Светлова. Конечно, помню. Когда мы с ней появляемся, мужчины падают… Кстати, она пригласила меня сегодня на премьеру. Она ведь поет в Театре имени Станиславского, я говорила?
Мир тесен, сказал я себе. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Эта прекраснейшая из прекрасных уже помогла мне как никто другой. И вот готова помочь снова.
– Я вас тоже приглашаю, – продолжала Светлана. – У меня билет на два лица. Пойдете? Жена вас отпустит?
Что я мог сказать? Что находиться с ней рядом – все равно что сидеть голышом на площади? Где все показывают на тебя пальцем: вон тот придурок посмел показаться в ее обществе, представляете? И все же раз сегодня все само идет в руки, не стоит отказываться. Карта идет только пять минут. Это я помнил четко, со студенческих ночных бдений за преферансом.
Я– то полагал спросить Светлану про подругу, чтобы поговорить с ней, услыхать ее голос -и только, но удача опять бросается мне навстречу. Стоит ли отворачиваться?
– Только после театра я буду занята, – сказала она. – После театра я вас покину. Едва успею в «Метрополь». У меня там встреча. Вы слышите?
Вот зачем она мне это рассказывала? Так деловито и просто. Чтобы не забывался? Может, и так… Но, кстати, сегодня я тоже не могу. Костя тащит меня к генеральному. Хочет выдать информацию по делу. Хотя это называется по-другому, говорил уже, – дождаться, когда замочат очередного. Только плевать я хотел на все эти доклады. Ничего нового я сообщить не могу нашему действительному советнику юстиции. Пусть Костя выкручивается сам. У меня сегодня свидание. Необходимость, перед которой, как говорили древние, склоняются даже боги, вынуждает меня сегодня встретиться с богиней.
Словом, мне нужна дополнительная информация о Горюнове, которого, был грех, я несколько упустил.
– Договорились, – сказал я. – Где и во сколько?
Потом позвонил Косте.
– Сходи один, – сказал я. – Сегодня не могу. Сегодня у меня свидание. Словом, я должен идти на премьеру.
– Куда? – строгим голосом спросил он. – К премьеру?
– На премьеру в оперный театр Станиславского. Может, знаешь, это недалеко от оперетты.
– С каких это пор ты стал интересоваться оперой? – хмыкнул Костя.