Отныне и вовек
Шрифт:
Тербер мысленно попробовал препарировать свою любовь под мощным микроскопом «просто секса».
– Правда, Милт?
– Конечно. Любовь – это гораздо больше. – Было бессмысленно снова пытаться с ней спорить и объяснять. Только что он безумно хотел ее, а сейчас ему стало почти все равно. Он так выкладывался ради этой встречи, что, когда наконец она состоялась, был разочарован. Высшая точка – тот первый раз у нее дома – осталась позади, и острота притупилась.
– Ладно, – сказал он, чувствуя, как все, что накипело, давит на него, не находя выхода. – Пойдем купаться.
– А тебе не нужно назад в гарнизон? – спросила она с
– Ну их к черту.
– Нет, – теперь уже уверенно и спокойно сказала она. – Это я тебе не разрешу. Как бы мне самой ни хотелось. Сейчас довезу до города, сядешь на такси и поедешь прямо в гарнизон.
– Ладно. Мне в общем-то и не хочется купаться. – Все равно было бы не так: и купание, и то другое, чего он столько ждал. Это работа виновата, вымотала его, превратила в тряпку. Он откинулся ни спинку сиденья и ничего не сказал, когда она гордо повела машину назад с таким видом, будто приносит огромную жертву и счастлива от этого не меньше, чем хрестоматийный бойскаут, делающий каждый день по доброму делу. Он сидел рядом с ней, опять зло курил, опять угрюмо смотрел перед собой в окно, настроение у него было такое же, как когда они ехали сюда, только сейчас причина была другая.
– Когда выяснишь насчет отпуска, можешь мне написать, – сказала она. – Пошлешь из города в обычном конверте и без обратного адреса. Так лучше, чем звонить. Это ведь тебе не очень сложно?
– Нет, – сказал он. – Совсем не сложно.
Он вернулся в роту достаточно рано, и до ужина у него еще было время заполнить бланк заявления на офицерские курсы. На столе валялись недописанные рапорты по самоубийству Блума, и он отодвинул их в сторону. Заполнив бланк, он расписался, положил заявление на стол Хомса и снова взялся за рапорты. Когда с Блумом было покончено, он откинулся на спинку стула и стал молча дожидаться ужина и дальнейшего развития событий.
События развивались быстро. Через неделю Айка Галовича бесцеремонно поперли со склада, а вместо него был назначен повышенный в штаб-сержанты Пит Карелсен, которого благодетель Хомс встретил теперь уже совсем малопонятным рычанием и заставил согласиться, пригрозив разжаловать и торжественно пообещав, что, как только восходящая звезда в наилегчайшем, выпускник сержантской школы Мало выучится на снабженца, Карелсен вернется в свой любимый взвод оружия. Пит не разговаривал с Тербером две недели.
Но еще до всего этого капитан Хомс, войдя утром в канцелярию, обнаружил у себя на столе подписанное Тербером заявление и так возрадовался, что, несмотря на полный развал в администрации роты, тут же предложил своему старшине три дня увольнительной, а когда Тербер отказался, потому что (как он сказал) он не может в такой тяжелой ситуации бросить роту на произвол судьбы, капитан не только возрадовался еще больше, но и еле сумел подобрать слова признательности, а потом, чего давно не бывало, начал по любому поводу расхваливать своего старшину на всех углах. Тербер дождался, когда Пита поставили на склад, и на следующее утро попросил тридцатидневный отпуск.
От такой просьбы радужная благожелательность Хомса заметно потускнела.
– Сержант, вы с ума сошли! Тридцать дней?! – От растерянности он даже забыл снять шляпу. – Это невозможно! Вы сами знаете. Я с удовольствием дам вам увольнительную на три дня, я ведь уже предлагал. Даже две увольнительные по три дня. Это не зачтется в отпуск, и вы сохраните его целиком. Но тридцать дней…
– Сэр, я уже больше года не могу уйти в отпуск, – упрямо талдычил свое Тербер. – Я все время откладываю. Если не уйду сейчас, то останусь без отпуска совсем. Пока на складе сержант Карелсен, мы можем не волноваться еще минимум полгода. А если я затяну с отпуском так надолго, мне его потом вообще не дадут.
– По инструкции он вам уже и сейчас не положен, – отрезал Хомс. Его благожелательность таяла на глазах. – Вы сами знаете. Отпуск, предоставляемый при возобновлении контракта, можно получить только в течение первых трех месяцев, а затем он автоматически аннулируется. Вы должны были пойти в отпуск вовремя.
– Если по инструкции, то я должен был пустить все в роте на самотек, и рота давно бы накрылась, – сказал Тербер. – Как вы знаете, сэр, я не брал отпуск только потому, что надо было поставить роту на ноги.
– Пусть так. – Хомс заколебался. – Но тридцать дней! И в такое время! Совершенно немыслимо.
– Я не уходил в отпуск, потому что думал об интересах роты, – упорно гнул свою линию Тербер. Он достаточно хорошо знал Хомса и не стал прибегать к такому грубому средству, как явный шантаж: из гордости Хомс немедленно бы ему отказал. Но скрытый намек в его словах присутствовал, к тому же еще слишком свежа была память о переводе Ливы. Капитан Динамит Хомс больше не был любимчиком Джейка Делберта.
Динамит сдвинул шляпу на затылок и сел за стол.
– Я хочу вам кое-что объяснить, сержант, – доверительно сказал он. – Вы сами скоро будете офицером, и наш разговор, возможно, вам пригодится. Присаживайтесь, сержант, что вы стоите? Через два-три месяца вы, черт возьми, начнете обыгрывать меня в покер в офицерском клубе! Мы уже вполне можем обходиться без всех этих формальностей.
Тербер неуверенно опустился на стул.
– Я не собираюсь задерживаться в этом полку надолго, – откровенно и все с той же доверительной интонацией сказал Динамит. – Вы, конечно, понимаете, это строго между нами. Я жду, что в ближайшие месяц-два меня по личному приказу генерала Слейтера переведут в звании майора в штаб бригады.
– Замечательно, – услышал Тербер свой голос.
– Вы, как и многие другие, вероятно, думаете, что, раз я в немилости у нашего Большого Белого Отца, моей карьере конец. – Динамит усмехнулся. – Но «если это и безумие, то в своем роде последовательное» [42] . Вот об этом-то другие не догадываются. Генерал Слейтер берет меня в штаб своим личным адъютантом, – с пафосом сообщил он и сделал паузу.
– Черт возьми! – Тербер притворился, что поражен.
– Первое правило, которое обязан усвоить каждый офицер, гласит: умей менять лошадей часто и даже на переправе, но так, чтобы не замочить ног. – Динамит улыбнулся. – Это самое важное из всего, что должен знать офицер. Солдаты и сержанты – другое дело, они могут обойтись и без подобной политики. Конечно, им она тоже иногда помогает, но для них это не первостепенная необходимость, они спокойно проживут и так. А офицеру без политики нельзя. Это первое, что вы должны запомнить.
42
Хомс цитирует Шекспира («Гамлет», акт 2, сцена 2)