Отныне и вовек

Джонс Джеймс

Толстомордый ударил его.

– Это сделал ты? – спросил майор.

Банко стоял, вытянувшись по стойке «смирно», смотрел прямо перед собой и не отвечал.

Толстомордый ударил его.

– Это ты сломал руку Мердоку? – снова спросил майор.

Банко молчал.

Толстомордый опять ударил.

– Между прочим, – майор улыбнулся, – мы и так знаем, что это твоя работа.

Банко усмехнулся.

Толстомордый ударил его.

– Выйти из строя! – приказал Томпсон.

Банко сделал два шага вперед, по-прежнему усмехаясь.

Толстомордый ударил его

концом палки в переносицу. Банко повалился на колени. Несколько секунд он оставался в этом положении – никто не сдвинулся с места помочь ему, – потом, шатаясь, поднялся. Из носа у него текла кровь, но он держал руки по швам и не отводил глаз от стены. Облизнув губы, он усмехнулся.

– Я сделаю так, что твой пример послужит хорошим уроком для остальных, – жестко сказал майор. – Ты, Банко, забыл, что каждый сверчок должен знать свой шесток. И я позабочусь, чтобы ты это вспомнил. Ты думаешь, тебя никому не сломить. Я позабочусь, чтобы все в вашем бараке увидели, что бывает со сверчками, которые забывают свой шесток и думают, что их никому не одолеть. Это ты сломал руку Мердоку?

– В гробу я тебя видел, – хрипло сказал Банко.

На этот раз Толстомордый ткнул ему концом палки в рот. Колени у Банко подкосились, но он не упал. Глаза его потеряли ясность, но все так же смотрели в стену. Выпрямившись, он пожевал губами, презрительно выплюнул под ноги Джадсону два зуба и ухмыльнулся.

– Толстомордый, я ведь тебя убью, – ухмыляясь, сказал он. – Если когда-нибудь отсюда выйду, я тебя выслежу и убью. Так что лучше сам меня пришей, пока не поздно. Потому что я ведь тебя убью, так и знай.

На Толстомордого это подействовало ничуть не больше, чем всеобщее презрение и отказ отвечать на вопросы. Он с той же методичностью равнодушно занес палку снова, но Томпсон остановил его.

– Отведите его в «спортзал», – сказал майор. – В бараке и без того уже грязно. Кто-нибудь подотрите здесь.

Толстомордый взял Банко за локоть и потянул к двери, но Банко выдернул руку.

– Убери свои жирные лапы! Сам дойду, – и первым шагнул к двери. Стоявший в коридоре охранник отпер замок. Банко прошел в дверь. Толстомордый, майор и два охранника вышли в коридор вслед за ним.

– Вот ненормальный! – сдавленно пробормотал Мэллой. – Против них это не метод. Я же говорил ему, так действовать нельзя.

– А может, он устал действовать иначе, – враждебно сказал Пруит.

– Теперь отдохнет, – сурово отозвался Мэллой. – Они взялись за него всерьез.

Никто из них раньше не слышал, чтобы человек кричал, когда его обрабатывают в «спортзале». И то, что кричит не кто-нибудь, а Банко, подтверждало, что майор и Толстомордый взялись всерьез и на этот раз твердо решили добиться своего любой ценой: либо расколется, либо… Во втором бараке вытерли пол и ждали. Было без двадцати десять, но свет все еще горел, что указывало на исключительность ситуации. У торопливо прошедшего мимо дверей Хэнсона – он был в полной форме и при оружии – они успели выяснить, что Склянку засек один из тех охранников, которые стояли на выступе.

Была уже половина

двенадцатого, когда в бараке появился в сопровождении охранников майор Томпсон. На боку у него висел пистолет. Десять пришедших с ним охранников держали в руках автоматы, и у каждого тоже висел на боку пистолет.

Второй построили в колонну по двое и строем повели в «спортзал». Вдоль стен коридора через равные промежутки стояли охранники с автоматами наперевес. Еще одна группа автоматчиков опоясывала стены «спортзала». Похоже, здесь сейчас была собрана вся охрана тюрьмы. Колонна второго барака вошла строем в «спортзал», и заключенных распределили по трем стенам. Охранники встали у них за спиной.

Склянка в коротких солдатских подштанниках стоял у свободной стены, ярко освещенной свисавшими с потолка лампочками, и все еще пытался ухмыляться, но губы у него так вздулись, что с трудом раздвигались в кривую узкую усмешку. Его едва можно было узнать. Сломанный нос распух и все еще кровоточил. Каждый раз, как Склянка кашлял, изо рта у него тоже текла кровь. Глаза заплыли и почти не открывались. Оба уха под ударами палок оторвались и висели на одних мочках. Грудь и белые кальсоны были в пятнах крови, лившейся из носа, рта и ушей (уши кровоточили не очень сильно).

– Ему конец, – уверенно прошептал кто-то за спиной у Пруита.

Толстомордый и два других охранника – Текви и старый приятель Маджио капрал Шокли по кличке Шоколадка – устало стояли рядом с Банко. Майор Томпсон с пистолетом на поясе стоял чуть поодаль, ближе к углу.

– Мы хотим показать вам, что бывает с людьми, которые думают, что в армии можно своевольничать, – жестко сказал майор. – Сержант, – он кивнул Толстомордому.

– Повернись кругом, – приказал Джадсон. – Лицо и ноги прижми к стене.

– Ты лучше меня убей, – прохрипел Банко. – Давай, Толстомордый, сделай доброе дело. Иначе я сам тебя убью. Если выйду отсюда, убью обязательно.

Штаб-сержант Джадсон шагнул вперед и ударил Банко коленом между ног, Банко вскрикнул.

– Повернись, – повторил Джадсон. – Лицо и ноги прижми к стене.

Банко повернулся и прижался носом к стене.

– Гнида ты драная, – прохрипел он. – Падла толсторожая. Лучше убей меня. Убей, говорю, а не то я тебя убью. Лучше убей! – Казалось, это была единственная еще не выбитая из него мысль, и он нарочно на ней заклинился, чтобы хоть за что-то уцепиться. Он твердил это снова и снова.

– Банко, это ты сломал руку Мердоку? – спросил Джадсон.

Банко продолжал шепотом бормотать себе под нос, повторяя вслух свое заклинание.

– Банко, ты меня слышишь? Это ты сломал руку Мердоку?

– Я тебя слышу, – прохрипел Банко. – Ты меня лучше убей. Толстомордый, и дело с концом. А не то я тебя убью. Лучше убей.

– Шокли, – позвал Толстомордый. И кивком головы показал на Банко: – Займись.

Капрал, Шокли расставил ноги пошире и, изготовившись, как бейсболист перед подачей, двумя руками с маху вонзил конец палки Склянке в поясницу. Банко громко закричал. Потом закашлялся, и изо рта снова хлынула кровь.