Отпуск без содержания
Шрифт:
– Ты представляешь, Алик, Люську нашел! – продолжала радоваться Антонина.
– Ладно, хрен с ней, с этой собакой, кончай суетиться. – строго одернул ее мужик. – Ты кто сам по жизни?
– Никто.
– Как это никто? Мне Тонька рассказывала, что ты план придумал, как Сереге дом свой назад вернуть. Я тебе бы не советовал в это дело вмешиваться. Тут фармазоны за этим стоят. А за тобой кто?
– Господь Бог. Антонина мне сказала, что Сереге помощь нужна, если не нужна, то мне нет смысла в чужие дела впрягаться.
– Погоди, – остановил меня Серега, – давай выпьем.
– Ты что ли из баптистов? – обратился ко мне Виктор. – Я эту публику не люблю. Ты где в армии служил?
– В стройбате. Призывался из Ессентуков.
– В каком году?
– В восемьдесят восьмом.
– Тебя, значит, Башкатов призывать должен был. Он тогда военкомом был
– Да вроде он.
– Ну, тогда на тебя я всегда информацию получу, если что.
– О, давай за стройбат – обрадовался Серега. – Королевские войска. Я тоже в них служил.
– А я в инженерных. Минером был. Там глаз и потерял, но своим оставшимся я вижу лучше, чем другие двумя. Ты мне скажи, какой мы процент с этого дела будем иметь?
– А с чего ты решил, что я процент какой-то выплачивать буду? Ты видишь в этом мой интерес?
– Пока нет.
– Ну, вот, когда увидишь, тогда и о процентах поговорим.
– Надо с тобой все же подробней поговорить. Давай завтра встретимся в городе, не возражаешь?
– А мне с тобой зачем встречаться, ты чьи интересы представляешь?
– Серегины я интересы представляю, друг я его. Ты баб не слушай, он только мне доверяет.
Не знаю зачем, но я согласился на встречу. На тот момент я был уже изрядно пьян и мне казалось, что я нахожусь на какой-то воровской малине, где меня проверяют невесть зачем, как Володю Шарапова. Пока мы беседовали, в компании то и дело появлялись еще гости, и некоторые из них и впрямь производили впечатление людей вышедших на покой после бурной криминальной молодости.
Выбрав момент, я распрощался с честной компанией и благополучно вернулся в мир тихих курортных радостей.
Я был не трезв. Скользкий разговор в компании людей, которые мне казались довольно опасными, все еще наполнял кровь адреналином, а происшествие с собакой и вовсе настроило меня на мистический лад. В таком состоянии я пошел на рынок выбирать тяпку, чтобы выполоть сорняки на маминой могиле.
Я шел вдоль рядов продавцов и мне казалось, что я способен читать мысли этих людей. Я улыбался им, они улыбались мне в ответ. Это был мой город, и я тоже был его частью.
Проходя мимо худого, улыбающегося торговца мясом, я заметил, что он воткнул вертикально нож в деревянную разделочную доску прямо напротив своего прилавка.
Глядя в глубоко посаженные глаза молодого человека кавказской наружности я почему-то подумал, что это глаза убийцы.
Уже почти миновав его, я не выдержал и, вернувшись к прилавку, обратился к нему:
– Я бы на вашем месте убрал нож.
– Почему? – улыбнувшись, спросил меня продавец.
– Потому, что это многое говорит о его владельце.
– Никогда об этом не задумывался. – удивился продавец.
На следующий день я вернулся на рынок, чтобы купить тяпку, которую накануне выбрал. Стояла жара и продавец посоветовал мне приобрести настоящую тяпку с длинной ручкой, чтобы побороть сорняки на маминой могиле, потому что почва за то время, что могила не убиралась, должна была стать твердой как камень. Когда я возвращался обратно, у прилавка меня поджидал мой вчерашний знакомый.
– А я вас вчера потерял, думал будете тем же путем возвращаться, хотел поговорить.
Что это у вас?
– Тяпка.
– Зачем она вам?
– Надо выполоть сорняки с могилы, у меня мама здесь похоронена.
– Так вы местный?
– Нет, жил когда-то здесь. А вы?
– Я местный, с шестнадцати лет на рынке торгую. Здесь все мои сестры работают. Не веришь?
Я огляделся: женщины, торгующих рядом с ним, посмеиваясь, бросали в нашу сторону игривые взгляды.
Мой собеседник пригласил присесть за его прилавок и предложил выкурить по сигарете. Был он очень худым и, казалось, что одежду он себе подбирает в детском мире.
Мне было немного не по себе от его пронизывающего взгляда.
– Ну, как тут жизнь? – поддерживал я светский разговор, – Жить можно?
– Кто может, тот живет, – усмехаясь ответил мне сын гор.
– А кто не может, тот не живет? – пытался закончить я мысль этого странного человека.
Мы оба засмеялись, и от этого смеха у меня невольно пробежал холодок по спине. Мой собеседник проявлял интерес к моим делам, спрашивал, что я делаю в городе, и как долго намерен здесь оставаться. Узнав, что я собираюсь прожить в Ессеентуках до конца лета, предложил обменяться телефонами, обещая, что как только придет сезон меда, он мне подарит банку со своей пасеки. Мы обменялись телефонами и я, сославшись на ожидающие меня дела, распрощался.
Каково же было мое удивление, когда спустя час, я уже начал получать от своего недавно обретенного приятеля необычные смс сообщения, недвусмысленно намекавшие на то, что мой он был бы непрочь назначить мне свидание, но постеснялся об этом сказать напрямую во время разговора. В душе я посмеялся над своими «сверхестественными» способностиями читать человеческие мысли, которые совершенно не соответствовали тому, что собой человек представляет. Пришлось «приятелю» в вежливой форме отказать и наша дружба мгновенно расстроилась.
Россия за рубежом пользуется репутацией страны с сильными гомофобными традициями, и тут такой неожиданный пример небывалой вольницы нравов в регионе, известном своими традиционными взглядами на сексуальные отношения.
Просто Ессентуки это город, в котором хочется. И хочется здесь всем, в независимости от пола, вероисповедания и половой ориентации.
– Я не удивлена, – смеялась надо мной подруга, когда я пересказал ей эту историю. – Россия это твоя страна. Здесь на тебя «западают» не только женщины, но и мужики, поэтому тебе в Америке и было некомфортно.