Шрифт:
Часть 1. Ферт
Китайцы едят гусениц, а русские пишут на кириллице. Какая связь, казалось бы? Но она есть.
Прошло шесть лет, как я приехал в Америку и мне уже становилось очевидно, что проект закончен. Он оказался закончен, как только я получил гражданство. За несколько месяцев, до наступления сроков подачи заявки на прохождения экзамена я всерьез задумался над тем, нужно ли мне все это? Но я не привык бросать начатое – слишком много энергии, времени, денег и сил было вложено, иначе к чему были все эти жертвы? У меня сохранилась фотография, где я вскрываю конверт с американским паспортом. Глаза у меня пустые. Работа закончена, но радости нет. Есть ощущение того, что проделан большой труд, и я молодец. После этого я еще несколько месяцев проработал в школе в ожидании
Мне было жаль оставлять свою семью, но моя радость была сильнее жалости. Я просто бежал. Я бежал от депрессии и боли, которые стали посещать меня регулярно по ночам. Я слишком долго находился в стрессе. Мой проект закончен, я не должен был заставлять себя терпеть дальше, я свободен. Отныне каждый был волен принимать те решения, которые считал правильными.
Возвращаться в Россию было не страшно. Я допустил единственную ошибку, покинув транзитную зону во Франкфурте на Майне и, промаявшись в немецком аэропорту до вылета своего рейса в Москву. Несколько часов в Германии и штамп о переходе границы туда-обратно в течении дня запомнилось как забавный курьез. Больше всего мне понравилось то, что на выхоте иъ аэропорта можно было свободно курить, зато вернувшись в транзитную зону, я обнаружил зал для курящих и комнату для йоги, где мог бы провести время ожидания своего рейса на Москву полеживая на коврике.
В Москве я долго не задержался, и через два дня уже прилетел в Минеральные Воды, а из аэропорта на такси до гостиницы в Ессентуках. Через неделю я позвонил жене и сказал, что не вернусь. Проект был закончен. Одновременно я понял, что закончен и наш с ней брак. Я не хотел и не мог больше обманывать ни себя, ни ее. Я хотел иметь секс с другими женщинами, и не скучал по ней. Самое удивительное, что я не скучал и по детям. Они выросли. Я уже давно понял, что совершенно не играю в их жизни никакой роли. На какое-то время я стал человеком без прошлого и без будущего.
До времени заселения в гостиницу оставалось пара часов, которые требовались администратору, чтобы подготовить номер. Я оставил свои вещи и пошел в парк, чтобы осмотреться и выпить минеральной воды. На пути к бювету у меня состоялась удивительная встреча с человеком, которого я считал умершим еще пять лет назад. Мертвец играл на гитаре вальс Доги из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь» и чувствовал себя вполне сносно, несмотря на свои семьдесят шесть лет. Это был школьный товарищ моего отчима – глуховатый музыкант Анатолий, к которому я с юности испытывал чувство симпатии и уважения, и с которым мы сыграли не одну партию в шахматы. Как и подобает восставшим из гроба мертвецам, Толя не сразу меня узнал.
– Алик? Что ты здесь делаешь? – удивился он, – ты ведь должен быть в Америке.
– А ты, – хотелось ответить мне ему вопросом на вопрос, – вот уже как пять лет лежать на кладбище. – но я воздержался от шутки. Не из приличия, из суеверия.
«Что если я не вернулся в Ессентуки, а оказался в царстве мертвых?» – подумал я. Эта встреча и впрямь перевернула мое сознание. Я решил, что раз в этой жизни все возможно, то почему бы и мне не обрести здесь новую жизнь. Алик – мое имя, которое мне дали родители. В школе на Украине, где прошло мое детство, меня стали называть Олегом. Я решил вернуть себе свое детское имя, которое вполне подходило для Кавказа, где я оказался.
Здесь была могила моей мамы, умершей пять лет назад. Я побывал на могиле и выбрал для нее небольшую оградку – прежде их запрещали устанавливать власти на социальных кладбищах, ввиду крошечных размеров захоронений. Тем ни менее, когда ограда была установлена, я убедился, что там достаточно места для двоих. Я не слишком сентиментален, но место мне понравилось: на склоне горы, напротив женского монастыря и с видом на Эльбрус, который отлично виден в ясную погоду.
Я никогда прежде не любил Ессентуков, но что-то произошло со мной за то время, что я прожил в Америке. Я научился любить тихие места, напоминавшие мне мое детство, я полюбил парки, я стал скучать по вкусу минеральной воды из источников. В Америке очень много красивых мест. Меня поразил океан,
Россия мало изменилась за те четыре года, что я в ней не был. В последний свой визит милиционеры ловили курящих в парках и на перронах вокзалов. Сейчас я мог курить почти везде, где мне вздумается, и после Америки, с ее жесткими ограничениями, это воспринималось как знак свободы, пусть и в негативном ее выражении. Мне показалось, что люди здесь меньше спешат и суетятся, больше времени проводят в праздных прогулках по улицам, больше разговаривают друг с другом. Первое время я не мог наговориться с людьми. Я искал и находил себе собеседников повсюду. Я наслаждался русской речью и способностью выразить с помощью слов любое сложное чувство, которое на родном языке не выглядело вычурно. Меня здесь понимали люди самого разного социального статуса: бродяги, нищие, старики, наркоманы. За каждым из них был опыт жизни, опыт общей для нас культуры. Люди были чутки к языку, и слышали каждый оттенок речи собеседника, и я был не новичком в этой игре, от которой получал подлинное наслаждение. Наша речь – это тропинки, которые ведут к сердцу человека, и кто знает, к кому они тебя приведут в следующий раз. Именно поэтому мне так легко было устанавливать здесь контакты, заводить романы, влюблять в себя людей и влюбляться самому. В этом лесу мне все было знакомо, и я был в нем не чужой.
Я уже знал, что могу жить один. Я уже знал, что могу обходиться малым. Я уже чувствовал, что могу рассчитывать на то, чтобы проводить часы в саду Господа своего, раскачиваясь на качелях. Старик был добр ко мне, во всяком случае, я почувствовал, что с приездом на Родину, тоска меня отпустила, я мог позволить себе некоторую беспечность, и я даже злоупотреблял этим чувством защищенности, позволяя себе то, чего никогда в жизни себе не позволял. Я чувствовал себя счастливым. Может со стороны это выглядело как сумасшествие, но я и вправду был счастлив так, как может быть счастлив приговоренный к казни и помилованный в последний момент преступник.
Я не знал сколь долгим будет это мое состояние легкости и эйфории. Я думал о том, чтобы прожить так до конца лета. Я изменился и это помогало мне не ощущать привычной тяжести на ногах, как будто сила земного притяжения на время утратила надо мной власть. Да, я вернулся на свою Родину, но я вернулся уже другим человеком, не тем, каким уезжал. Мне еще предстояло найти себя – нового, или старого, впавшего в детство или в безумие пятидесятитрехлетнего мужика, у которого совершенно закончился ресурс нормальности, и не осталось сил на терпеливое ожидание будущего счастья. Счастье уже наступило. Я так чувствовал, я так решил для себя. И в этом чувстве было много отваги – того незнакомого мне ранее ощущения, когда ты уверен в том, что с тобой ничего дурного не случится, что ты находишься под защитой и покровительством высших сил, которые тебя сюда привели. Я не изображал из себя супергероя, я им был.
С кем я только не познакомился тем летом 2018 года! Это были бомжи, восточные проститутки, женщина из дипломатических кругов, наркоманы, убирающие парк по приговору суда, заезжая в город мошенница, женщины ищущие развлечений и одинокие вдовы, выжившие из ума старухи, безумный философ и местная поэтесса. Я каждый день заводил новые знакомства и не забывал поддерживать старые. С кем-то я расставался навсегда, кому-то обещал встречу в будущем и невольно обманывал, попадая под влияние нового увлечения. Я смеялся, смешивал стили и жанры, танцевал на улице под пение уличной певицы, водил женщин по любимым дорожкам кисловодского парка, рассказывал им свои истории, угощал кофем, слушал их истории, увлекал и увлекался, легко расставался и все это переживал искренне, но не слишком глубоко.