Отпусти меня
Шрифт:
— То есть меня не касается личная жизнь моей девушки? Которая совсем немного связана с моей?
И вот тут я офигела. Резко повернувшись, спросила:
— Твоей кто? Миша, мы не встречаемся! Мы спим вместе! Ты не видишь разницу? Правда? Неужели то, что происходит между нами сейчас хотя бы немного напоминает то, что было два года назад?
— Согласен — мы начали немного не с того. Но это уже давно не просто секс. И ты сама это знаешь. Ты это чувствуешь, просто сопротивляешься.
Я покачала головой, не желая слушать его слова. Они будто выгрызали мою броню, точнее — её жалкие остатки, проникали под кожу, бежали по венам, и мне было мучительно больно. Потому что хотелось верить ему, но я не позволяла себе этого. Запретила, ведь помнила, чем может обернуться вера в его слова.
Поэтому, покачав головой, я негромко произнесла:
— Я не могу так. Я не хочу этого всего, — обвела я рукой салон машины, — Нас. Не хочу.
— Но при этом ты ещё и спишь с этим…Денисом! — воскликнул Миша.
Хмыкнув, я отметила:
— Не то, чтобы тебя это касалось, но я не спала с ним с тех пор, как мы с тобой…ну вот это вот всё.
— Скажи это! С тех пор как мы снова сошлись! — настаивал Павлов.
Но я покачала головой:
— Мы не вместе! Это просто секс!
При этом я непроизвольно повысила голос, словно надеясь, что это поможет достучаться до Дока. БЕС-ПО-ЛЕЗ-НО. Тот продолжал гнуть свою линию, всё крепче сжимая руль:
— Ты сама-то веришь, в то, что говоришь?
— Вот! — воскликнула я, — В это вся проблема! Ты не слышишь меня! Мы хотим разного! Хочешь знать, почему я с ним? Потому что мы не вместе. Мы проводим время вдвоем, мы спим, точнее, спали — это да. Но вот сюда, — положила я руку на грудь, — Ему хода нет. И он это знает. И, что самое главное, ему это и не нужно. Он ничего мне не обещал, я ничего от него не жду. И поэтому, он никогда не сделает мне больно. А ты сделаешь. Уже делал. Я беззащитна перед тобой. Ты видел меня обнажённой. Я не про тело — ты видел мою душу. Ты опасен для меня.
Миша замолчал. Я тяжело дышала, чувствуя, как все мои мышцы сжались от того напряжения, что витало в салоне его «Шкоды». Мише захотелось выяснить отношения. Желание, конечно, похвальное, но он не спросил моего мнения. Я же оказалась к этому не готова. Он заставил меня произнести вслух то, что я так долго сдерживала в себе. И я чувствовала, что этот фонтан просто так заткнуть не получится.
— Останови машину, — негромко произнесла я.
— Что? — то ли не расслышал, то ли не понял Док.
— Останови эту чёртову машину! — повторила я громче.
Видимо, Миша услышал те самые истеричные нотки, которые всё же проскользнули в моём голосе. Иномарка остановилась, и я почти вывалилась из салона, оставив сумочку на сидении. Мы были возле какого-то поля, и я, недолго думая, побрела в его сторону. Солнце уже село, фонарей у дороги не было, так что шла я скорее интуитивно, чем реально понимая, куда лежал мой путь. Тонкие каблуки застревали в земле, что вызывало новые приступы раздражения. Но это не шло ни в какое сравнение с тем комом, который разгорался у меня внутри. Тот самый, что копился долгие месяцы, рос, одна эмоция наслаивалась на другую. Вся та боль, обида, злость, вина — даже она, ведь я считала себя виновной в том, что мы разошлись. Думала, что я была недостаточно хороша для него, не смогла дать того, что он хотел. И потому он ушёл. Все те ночи, полные слёз и истерик, когда я не могла дышать, те походы в кино, которые прошли без него. Прошедший концерт, который показал мне, как всё могло быть, если бы мы не расстались. Таким мог быть каждый наш поход куда угодно.
Всего это было так много, это упало на меня и придавило так сильно, что мне хотелось кричать. И я это сделала. Закричала — громко, надрывно, выплёскивая на этом поле всё своё горе. Боль брошенной девушки, у которой в один день отобрали всё то, что она так любила, ту жизнь, которую ей обещали. А после вернулись, как ни в чём не бывало — и засунули палку в эту дыру в груди. А после еще и поковырялись.
Миша сунулся было ко мне, но я взмахом руки остановила его. Либо же помог мой возглас:
— Не подходи!
Я вываливала всё, что было у меня внутри, чувствуя, как по щекам текли слёзы. Я кричала и ревела — впервые за очень долгое время, с того дня, как сделала то тату на шее. Я была уверена, что избавилась от всех эмоций, но моя сестра оказалась в очередной раз права — я просто спрятала их, затолкала как можно глубже. И вот, они прорвались наружу, при этом грозя вырвать из меня душу вместе с органами.
— Маша, — осторожно позвал меня Павлов.
Резко обернувшись к нему, оставаясь при этом на расстоянии, я крикнула:
— Неужели ты не видишь, что я сломана?! Разбита, раскрошена на осколки! Тебе это нравится?! Ты можешь честно, глядя мне в глаза, сказать, что тебе нравится то, что ты видишь перед глазами?!
Несмотря на мой запрет, Павлов всё же приблизился ко мне, а после, преодолев сопротивление, обнял, прижав к себе. Вдохнув его запах — такой знакомый и такой родной, я заплакала пуще прежнего, но уже не кричала. Просто осела в том поле, утянув доктора за собой. Тот послушно опустился на землю, баюкая меня в своих руках. И, когда я выплеснула все эмоции на его рубашку и притихла, Док осторожно довёл меня до машины, усадил в тёплый салон и повёз в сторону дома. Всё — в полной тишине.
Когда автомобиль остановился перед моим подъездом, слёзы уже высохли, но выглядела я наверняка не фонтан. Павлов молчал, я не знала, ждал ли он, пока я выйду, или же просто не мог подобрать слов. Но они были у меня. Очень долгое время ждали своего часа. И, раз уж мы заговорили об отношениях — момент настал.
Не поворачиваясь кМише, я негромко спросила:
— Ты помнишь тот день, когда мы расстались? Оба дня…
— Помню, — также тихо ответил мужчина.
— А ты помнишь, о чём попросил меня тогда?
Глава двадцать первая
Два года назад
Тот день определённо нельзя было назвать лучшим в жизни Маши. Нет, со стороны всё казалось прекрасным — она сходила на маникюр, сделала милые, розовые, девчачьи ноготки с парочкой сердечек, заглянула в свою любимую кофейню и, вместе с кофе прихватила пару булочек, после чего с чистой совестью вернулась домой. Обычный, ничем не примечательный выходной.
И всё же — что-то казалось иным. Может быть, тот факт, что она планировала провести субботу без Миши — он собирался на какой-то сабантуй со своими коллегами. При этом, до последнего было не ясно, пойдут они куда-то или нет, всё решалось чуть ли не в последнюю минуту. И Маша, как бы малодушно это не звучало, мысленно молилась о том, чтобы Павлов никуда не ушёл. Она скучала — на неделе у них обоих было не так уж много свободного времени, и они всего лишь разок встретились и сходили в кино. Перед этим, конечно, пару часов колесили на машине по городу и окрестностям, болтая о пустяках. Миша поделился своими планами — Смык позвал его поработать в клинике, которую тот открыл, и мужчина взвешивал все «за» и «против».