Отпусти меня
Шрифт:
— Он по совместимости ещё и твой муж, — отметил доктор, с тенью насмешки глядя на мадам Смыкалову.
Но та лишь махнула рукой:
— Досадное недоразумение. Он просто слишком обаятельный, так что я просто не смогла сказать ему «нет», когда он решил сделать мне предложение.
На это Павлов только покачал головой, не находя, что ответить. Да и смысла спорить с Таней не видел — маленький колобок на седьмом месяце беременности вызывал какие угодно эмоции, но не негативные.
Наверное, по этой причине Миша проводил с семьёй Смыкаловых последние несколько дней — с того самого вечера, как Мария дала ему от ворот поворот. Мужчина чувствовал, что ему не стоило оставаться одному, иначе
Её отказ не то, чтобы поразил его — нет, подсознательно, он примерно к такому раскладу и готовился, хоть и пытался быть оптимистом. Разговор с девушкой отрезвил его. Она открыла ему душу, высказав всё то, что держала в себе. И Мишу практически затопило той волной боли, что он ощутил. Она была такой острой, яркой, почти пульсирующей, что мужчина испугался — один человек не мог чувствовать столько. Его бы просто разорвало.
А Маша — его Маша, несмотря ни на какие её слова и доводы — она не просто ощущала это. Она жила с этим грузом. Который по доброте душевной отсыпал ей он сам. Павлов хотел избавить её от этого груза — не потому, что это диктовали ему совесть или чувство такта. Нет, просто в какой-то момент Док с запозданием понял, что эта девушка значит для него если не всё в жизни, то очень многое. И за её улыбку он готов был продать жизненно важные органы, предварительно вырезав их собственными руками.
В этой картине мира была лишь одна проблема — поезд, по всей видимости, ушёл. Сергеева ясно дала понять, что он в её жизни — всего лишь страница. Приятный досуг, развлечение — не больше. И, опять же, это было лишь его виной.
И всё же — Миша не верил ей. Нет, он знал, что она была честна — видел это по Машиным глазам. Но всё равно — червячок сомнения терзал его, словно пытаясь сказать, что не всё было так просто, как казалось. Словно Сергеева сама запуталась и не понимала, что для неё хорошо, а что не очень. И с каждым днём Павлов всё яснее понимал, что оставлять её в одиночестве было не самой лучшей идеей. Но иного пути он не видел — чувствовал, что это спровоцировало бы лишь новую истерику, и он бы ровным счётом ничего не добился.
Громкий хлопок по столу заставил мужчину вздрогнуть и удивлённо посмотреть на подругу.
— Таня, ты чего?
— Нет, это ты чего? — вернула ему вопрос женщина, — Где ты витаешь? В каких мирах? Там что, интереснее, чем тут, со мной?
— Ну…как тебе сказать, — криво улыбнулся мужчина, ероша волосы.
— Прямо! — припечатала его Татьяна, — Ты уже который день всё ходишь вокруг меня и вздыхаешь так тяжко, что у меня ребёнок начинает пинаться еще активнее — наверное, чувствует, что будущему крёстному нелегко. И взгляд у тебя, как у побитой собаки. Так что, давай, выкладывай. Это как-то связано с твоей бывшей девушкой, с которой мы видели тебя на том странном фестивале?
Миша удивлённо вскинул брови:
— Откуда ты знаешь, что она — моя бывшая?
Таня лишь пожала плечами:
— Да это вроде как очевидно. Вы так смотрели друг на друга, словно собирались либо поубивать друг друга, либо сорвать одежду. Зубами. Ну, и еще Андрей мне рассказал, — сдала супруга женщина.
Павлов покачал головой:
— Кто бы сомневался. Это же Смык.
— Ну, так что там у вас? — нетерпеливо ерзая, спросила Таня, — Порадуй меня — в последнее время все мои разговоры вертятся вокруг анализов, ремонта и выбора имени для сына. Ну, и еще вокруг унитаза, потому что милый токсикоз всё еще меня не покинул. Так что, не томи, плесни в мою жизнь немного красок.
Миша чуть подумал и, решив, что хуже не будет, рассказал подруге всё. С самого начала. О знакомстве, отношениях, планах, расставании, беззаботной жизни после, встрече и дальнейшему маскараду, который можно было бы назвать «всё пошло по пи*де». Таня внимательно слушая, не перебивая и лишь изредка хмурясь. А когда словесный фонтан иссяк, чуть подумав, она изрекла глубокомысленное:
— М-да…
— И это всё, что ты можешь мне сказать? — поинтересовался Павлов.
— Еще могу добавить, что ты — редкостная сволочь, но ты мой друг, и я не стану так поступать, — «обрадовала» мужчину Смыкалова, — Это же надо так изгваздать прекрасные отношения с, судя по всему, отличной девушкой. Которая мало того, что любила тебя, так ещё была весьма неглупой. Если твой рассказ правдив.
— До последнего слова, — кивнул мужчина.
— Тогда мне остаётся лишь повторить свой вердикт. И, чего ты сейчас хочешь? Мудрого совета? Утешения? Пинка под зад? Последнее могу даже выдать не в штучном экземпляре, — добавила Таня со смешком.
— Наверное, всё же совет, — чуть подумав, неуверенно протянул Павлов, — Понимаешь, мне кажется, что она всё это — про то, что мы не вместе — сказала не всерьёз. Словно пыталась убедить в этом не меня, а саму себя.
— Я тебе открою одну истину. Любовь — это серьёзно. Если она настоящая, конечно. Я в детском садике каждый день в нового мальчика влюблялась. Но это так, просто для тонуса было.
— Мужу только про свою бурную молодость не рассказывай. Может, я просто сам себе всё это придумал. Потому что привык везде видеть двойное дно.
— Двойное дно — это интересно, — заметила Таня, делая глоток давно остывшего чая, который они, собственно, и пытались пить, — У моей бабушки была шкатулка с двойным дном, сверху она хранила всякие скучные штучки, блестящие, но не сильно красивые. А внутри вот — там лежало только очень ценное, она это никому не показывала, даже мне. Может, у твоей Маши там тоже ценное?
— Что ты имеешь в виду? — не понял сравнение Павлов.
Таня посмотрела на него, как на идиота, после чего пояснила снисходительным тоном:
— То, что ты сам сказал — она пытается сделать вид, что всё классно. Выстроила вокруг себя стену, за которую не пускает никого, и заявляет всем и каждому, что счастлива жить вот так. Говорит тебе, что между вами только секс, и кичится своими отношениями с начальником, потому что там — тоже только секс. И на каждом углу твердит, что всё замечательно, это её выбор и он прекрасен. Нет ничего лучше свободы и так далее. Но за этой стеной, как под потайным дном, прячется маленькая девочка, которая просто боится, что все вокруг — враги, и каждый норовит причинить боль. Ей страшно любить, более того — она не верит, что это чувство может быть ответным. Ты, кстати, поступаешь точно также, — добавила вдруг Смыкалова.
Миша нахмурился:
— То есть?
— Ты делаешь вид, что всё замечательно, и расписываешь эти два года как «беззаботные». Но я знаю, что это не так. Вижу по твоим глазам. Ты пытался за это время построить отношения трижды. И каждый раз что-то получалось не по-твоему, и вы расставались. Или я не права?
Павлов кивнул. Да, он знакомился с девушками — с разными, по характеру, возрасту, взгляду на жизнь и даже фигуре. Мужчина пытался — ходил на свидания, кино, рестораны, подарки, но всё неизменно заканчивалось расставанием. Миша успокаивал себя тем, что у него просто не хватало времени на что-то, кроме коротких романов, да и Хан его барышень не жаловал. Но на деле всё обстояло несколько иначе — он не видел в девушках той невесомой искры, которая заставляла глаза светиться, а смех — переливаться колокольчиками. Они казались ненастоящими — искусственными, почти бумажными. И Михаил уходил.