Отравление в шутку
Шрифт:
Постель была сильно смята — откинутые назад простыни свисали с той стороны, у которой лежал доктор. Среди них, обложкой вверх, валялся раскрытый сборник стихов Генриха Гейне. Две подушки в изголовье сохранили отпечаток головы. На столике еще горела лампа. Рядом с ней стояли банка с табаком и стеклянная пепельница, в которую высыпался пепел из опрокинутой трубки. В кармане пижамы Туиллса лежал коробок спичек.
Очевидно, доктор читал и курил в постели, когда яд начал действовать. Вероятно, он уже выбил трубку, но еще какое-то время не собирался спать, о чем свидетельствовали спички в кармане и закрытое окно. Почувствовав признаки отравления, Туиллс сделал отчаянное усилие встать и пойти в ванную, а
В комнате имелся лишь один сосуд, где мог содержаться яд. Стакан с остатками бромида стоял на стеклянной полке над умывальником в ванной. Рядом я увидел бутылочку с белым порошком бромида, пузырек с нашатырным спиртом и ложку с прилипшими к ней следами порошка. Большая голубая бутылка с примочкой для глаз со слегка покосившейся крышкой-стаканчиком была прислонена к одному из кранов. Все остальное стояло на своем месте.
Одежда покойного была небрежно брошена на плетеный стул в центре комнаты; ботинки валялись в дальнем углу. Полинявший халат свисал с приоткрытой дверцы шкафа. Бюро было захламлено щетками, галстуками, запонками, записными книжками и карандашами, на которые просыпался из банки порошок талька. Большая фотография Клариссы в рамке стояла на стопке номеров «Америкэн меркьюри». К зеркалу был прилеплен снимок, изображающий Туиллса, сидящего с довольной усмешкой в кафе на тротуаре с кружкой пива в руке.
При виде последней детали я особенно остро ощутил всю трагичность ситуации. Окинув взглядом холодную неопрятную комнату, я снова посмотрел на венский снимок с его наивным пафосом. Ибо в том же слегка наклонившемся зеркале я видел отражение тела Туиллса, лежащего на полу, и смятую постель, откуда он упал.
В безмолвной комнате ощущался застоявшийся запах трубочного табака. Доктор вошел сюда, поставил сифон на верхнюю полку шкафа (где он стоял сейчас), разделся, потом пошел в ванную, сделал примочку на глаза и растворил в воде бромид. А затем — смерть.
Мне хотелось, чтобы здесь был Банколен. Хотя я и рассматривал комнату до боли в глазах, но нигде не видел никаких ключей или нитей к разгадке тайны. Конечно, теоретически это могло быть самоубийством. Такая возможность не пришла в голову другим, поскольку их мысли были так сосредоточены на вчерашних отравлениях, что они сразу уверовали в убийство. И я знал, что они абсолютно правы. Самоубийцы не укладываются в кровать выкурить трубку и почитать Гейне в ожидании конца и не промывают глаза, прежде чем выпить яд. Разумеется, можно было предложить версию, что это Туиллс пытался убить судью и миссис Куэйл, поскольку обладал ядом и знал, как им пользоваться, но, потерпев неудачу, покончил с собой. Поверхностный ум мог бы даже сконструировать мотив, кажущийся достаточно убедительным другим, столь же поверхностным умам. Допустим, запоздалые угрызения совести побудили Туиллса спасти жизнь судье после того, как он отравил содержимое сифона, после чего он впал в отчаяние и сам выпил гиосцин. Но во всей истории преступлений отравители никогда так себя не вели. Да и вообще это не походило на Туиллса. Хотя объяснение выглядело достаточно правдоподобным, я знал, что оно неправильно.
Тем не менее оно давало бы семье возможность избежать скандала, если бы только им хватило ума понять это сразу. Но, как обычно, они сразу же напоролись на то, чего хотели избежать. Я не успел опомниться, как Мэри побежала вниз к телефону и позвонила их семейному врачу, доктору Риду, который, к сожалению, был также окружным коронером. Она успела пробормотать «убийство» и «вы должны привести полицию». Мэтт выхватил у нее трубку, но вред уже был причинен. А потом Мэтт еще сильнее ухудшил ситуацию, позвонив в три газеты, поговорив с редакторами и попросив их не печатать ничего, что они услышат об этом деле. Учитывая видное положение Куэйлов, было вполне вероятно, что газеты пойдут навстречу, но слухи наверняка начнут распространяться.
Единственным способом избежать огласки был бы вердикт о самоубийстве. Несмотря на неосторожные слова Мэри и Мэтта, можно было добиться такого заключения в свидетельстве о смерти и обойтись без вмешательства полиции. В конце концов, теоретически Туиллс мог покончить с собой.
Я еще был наверху, когда услышал звонок в дверь. Быстро спустившись, я увидел, что Мэтт впустил доктора Рида и (увы, это было неизбежно!) окружного детектива. Последнего я знал достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в его незаурядной проницательности.
Звание окружной детектив мало что значит в населенных пунктах вроде нашего. Это политическая должность, от носителя которой требуется создавать впечатление поддержания закона и порядка. Как правило, он смышлен и проворен, иногда устраивает рейд в подозрительный дом и находит там запас виски, [28] а в газетах фигурирует в качестве следователя, когда какой-нибудь поляк или другой славянский эмигрант пускает в ход бритву. Джо Сарджент был дружелюбным и добросовестным человеком, а внешностью, поведением и одеждой напоминал адвоката. Войдя со смущенной улыбкой в нижний холл, он обменялся рукопожатием с Мэттом. Пышная седеющая шевелюра и морщинистое, полное сочувствия лицо придавали ему вид зажиточного семейного человека, который, казалось, только что вышел из дома в шлепанцах. Маленький доктор Рид в очках и со старомодными бакенбардами говорил лающим голосом, что придавало ему сходство с терьером.
28
Действие романа происходит во времена сухого закона в США.
Мы вчетвером отправились в библиотеку. Доктор Рид засыпал Мэтта вопросами. Мэтт, взглянувший наконец в лицо ситуации, был на удивление спокоен. Его влажное красное лицо внушало доверие — он говорил как торговец, не сомневающийся в качестве своего товара, убеждая, что произошел несчастный случай и ничего более.
— Чепуха! — сердито тявкнул доктор Рид. — Не пробуйте на мне ваши песенки и танцы, молодой человек. Я слишком хорошо знаю вашего отца и вас. Ну, кто заболел, кто умер и вообще в чем дело? Выкладывайте!
— Поймите, мистер Куэйл, — вмешался Сарджент, — мы только хотим помочь. Док сказал мне, что ваша сестра немного расстроена, и я подумал, что мне лучше прийти — на всякий случай…
Мэтт переводил взгляд с одного на другого.
— Ну, — пробормотал он, — все равно это выйдет наружу. Расскажи им, Джефф! Ты же все видел.
Вряд ли кто-то из них искренне полагал, что в доме Куэйлов могло произойти что-то дурное. Когда я начал рассказывать, лицо Сарджента выражало вежливое внимание, а доктор выглядел раздраженным. Но потом челюсть окружного детектива отвисла, и он стал нервно позвякивать монетами в кармане. Мэтт морщился при каждой подробности. Я понимал, что это звучит невероятно.
— Чушь и… — заговорил доктор, но, посмотрев на наши с Мэттом лица, внезапно умолк.
— Можете подняться и взглянуть на него, — сказал я. — Он в задней комнате на втором этаже. Вполне возможно, что это самоубийство…
Поймав мой взгляд, доктор Рид поджал губы, словно насвистывая.
— Если так, доктор, то думаю, вы, как старый друг семьи, избавите их от лишних неприятностей.
— Хм! — пробормотал врач. — Понятно. Гиосцин… Ну и ну!
Сарджент потер лоб.
— Не знаю, что и сказать, мистер Марл.