Отравленные клятвы
Шрифт:
— Просто пойдем со мной, Лиллиана.
Он назвал меня Лиллианой, а не одним из своих прозвищ, больше с тех пор, как мы добрались до хижины, чем с тех пор, как мы встретились. Это похоже на своего рода победу, тем более что это означает, что я проникаю ему под кожу. Я не отказалась от идеи, что, если я буду его достаточно раздражать, возможно, он просто разведется со мной, когда устанет от меня в постели.
Итак, я соглашаюсь с этим и выхожу вслед за ним из гостиной.
Он ведет меня на огромную открытую кухню с большим островом из того же светлого дерева, столешницей из черного гранита и висящей над ней железной стойкой в деревенском стиле, на которой размещены всевозможные кастрюли и сковородки. Николай жестом предлагает мне сесть на один из барных стульев с кожаным верхом, а затем переходит к черной гранитной столешнице на другой стороне кухни, где стоит винный шкаф, сделанный из того же грубого железа.
— Кажется, я припоминаю, что тебе понравилось вино, которое мы пили за ужином в тот первый вечер. — Он снимает бутылку со стойки, плавно открывает ее и пододвигает стеклянный графин к тому месту, где он стоит. Все, что он делает, кажется легким и отработанным, и мне интересно, сколько времени он проводит здесь.
— Ты часто бываешь здесь? Чтобы побыть одному или… — Вопрос вылетает у меня из головы, и я останавливаю себя на полпути, проклиная себя за то, что проявляю хоть какой-то интерес ко всему, что он делает. Я сожалею об этом еще больше, когда вижу легкую ухмылку, которая появляется в уголках полных губ Николая.
— О. Я вижу, ты наконец проявляешь интерес к своему мужу. — Он протягивает руку, открывает один из деревянных шкафчиков и достает два бокала для вина, прежде чем подойти к черному металлическому холодильнику, где достает белый бумажный пакет и кладет его на стойку, но, пока, не отвечая мне.
Николай поворачивается, смотрит на меня, прислоняясь бедром к стойке.
— Тебе что-нибудь принести, пока вино остывает? Немного воды?
— Ты что, гребаный обслуживающий персонал? — Я свирепо смотрю на него. — Ты не отвечаешь ни на один вопрос? Я уже жалею, что вообще спросила.
— Ты не отвечаешь на очень многие мои вопросы. — Он лезет в другой шкаф, достает стакан и наполняет его водой, прежде чем подтолкнуть его через весь остров ко мне. На самом деле мне хочется пить, но я к нему не притрагиваюсь.
— Отлично. На самом деле мне все равно. — На стакане капелька конденсата, и я вспоминаю, что мой долгий дневной сон означает, что я выпила так же мало, как и съела сегодня. Я тянусь за стаканом, надеясь, что он не станет раздувать из этого проблему.
Николай разворачивает бумажный пакет, и я вижу два толстых стейка.
— Надеюсь, ты ешь мясо, — небрежно говорит он, начиная расхаживать по кухне. — Полагаю, я действительно не знаю, была ли ты просто вежлива на предыдущих ужинах и на нашем приеме.
— Если бы я не ела мясо, я бы не была вежливой. — Я чувствую себя немного дикаркой, глядя на стейки и другие блюда, которые Николай начинает выкладывать на прилавок: маленький красный картофель, пучок свежей на вид спаржи, сливочное масло, лимон и зелень. Я не смогу притворяться, что не голодна, когда он начнет готовить, если он вообще хоть немного умеет готовить.
— Конечно. Это было глупо с моей стороны. Когда ты когда-нибудь щадила мои чувства? — В его голосе слышен сильный сарказм, когда он подходит к тому месту, где я сижу, и ставит бокал с вином рядом со мной, графин в центр столика, когда одна из его рук с длинными пальцами обвивается вокруг края барного стула, его рука прижимается к моей спине.
— Ты уже моя, зайчонок, — бормочет он. — Мы можем узнать больше друг о друге со временем, если хочешь. Мы можем попытаться сделать из этого что-то вроде мирного брака… заключить перемирие, если хочешь. Но я буду терпеть твое поведение только до тех пор, пока это возможно. Я даю тебе достаточно пространства, Лиллиана, потому что я знаю, что это трудно для тебя, но со временем, если ты не обуздаешь это свое, казалось бы, естественное упрямство, ты повесишься из-за него.
От этого у меня мурашки бегут по коже, и мне приходится заставить себя сохранять невозмутимое выражение лица, не реагировать.
— Это угроза? — Спрашиваю я, поднимая подбородок, чтобы заглянуть в эти серо-голубые глаза, и Николай тихо смеется.
— Еще раз, зайчонок. Если бы я угрожал тебе, ты бы это знала.
Я не сомневаюсь, что это правда. Я чувствую мощную массу его тела, склонившегося надо мной, его надвигающееся присутствие, и я знаю, что он может заставить меня сделать все, что угодно, чего бы он ни захотел.
Я должна выбраться отсюда. Я должна найти выход.
Самый очевидный ответ, заставить его ослабить бдительность. Здесь нет охраны, некому, кроме Николая, держать меня в ловушке. Но если он на взводе из-за того, что я постоянно его подначиваю, он будет очень внимательно наблюдать за мной. Однако, если я вдруг стану милой и уступчивой, он тоже заподозрит неладное. Это не та игра, в которой я могу выиграть, не продумывая каждый свой ход.
Он отступает назад, наливая вино в наши бокалы.
— Может быть, это поможет тебе немного расслабиться. Это наш медовый месяц, зайчонок. Отпуск так сказать.
Николай возвращается к приготовлению ужина, а я делаю глоток вина. Оно восхитительное, и я почти уверена, что это действительно то, что мы пили на том первом ужине, который он организовал для нас, хотя я не уверена. Мой вкус не настолько изыскан.
Как я и ожидала, пахнет потрясающе. Кухня за считанные минуты наполняется ароматами сливочного масла, чеснока, трав, цитрусовых и готовящегося мяса. Я прикусываю губу, чтобы не издать звук, который дал бы Николаю понять, с каким нетерпением я жду ужина.
Изысканная еда, шкаф, полный дизайнерской одежды, и великолепный мужчина, который хочет выебать мне мозги? Может быть, я действительно слишком сильно протестую.
Однако это принцип. Я не выбирала быть здесь. Меня вынудили. И ничто из этого никогда не было частью того, к чему я была готова. Это не то, что мне нужно. Не имеет значения, чем он меня подкупает, строго напоминаю я себе.
Я не сдамся.
Гораздо труднее запомнить это, когда Николай пододвигает ко мне синюю керамическую тарелку, наливает мне вина, прежде чем сесть напротив меня на островке, снова наполняя свой бокал.