Отраженье кривых зеркал
Шрифт:
И вот теперь он по собственной воле идет к той, кому почти не верит. Впрочем… говорят, отчаянные времена требуют отчаянных мер.
Цеури вновь прикоснулась пальцами к его вискам. В сознание Ника ворвались потоки чужих воспоминаний. Почти все они были для него абсолютно бесполезны – разговоры, в которых упоминалось слово «сивилла», но потом… Сцена глазами девушки – он, конечно же, не видел ее лица, но слышал ее голос. Подруги, сидящие перед ней за столиком в летнем кафе, внимали каждому ее слову. А незнакомка взахлеб рассказывала, как сивилла из квартала Алайа помогла понять, что на ее дочурке,
Проклятие… То, что нужно.
– Она, – хрипло сказал Ник. – Мне нужно ее воспоминание, чуть раньше.
Цеури не сделала ни единого движения, но воспоминания в голове Ника изменились. Все тот же голос – чуть хрипловатый, взволнованный, а напротив уже не девушки из кафе, а худая женщина со светлыми глазами и удлиненным лицом.
– Могу я узнать ее фамилию? Улицу, где она живет? – Ник знал, что в этот момент цеури видит то же, что и он сам, будто разделяя на двоих одно воспоминание.
Она покачала головой, ответив:
– Эта информация закрыта.
Вряд ли незнакомка не захотела ею делиться. Скорее, просто не запоминала адрес и не произносила его, а сивиллу называла просто «сивиллой».
Ник на мгновение задумался.
– Хорошо. Тогда мне нужно ее воспоминание за пять минут до этого. Должно быть что-то. Улица, по которой она шла. Что там находилось?
– Еще одно воспоминание, – потребовала хозяйка башни.
Ник вздохнул. С цеури никто не спорил.
Когда она снова прикоснулась к его вискам прохладными пальцами, он отдал еще не использованное – воспоминание о вечере с Раском, Глеманном и Мег. Но только до момента, когда он во всем ей признался. Ник понятия не имел, кому и зачем оно могло понадобиться, но цеури тоже никогда не оспаривали плату. Видимо, даже кажущееся мелочным и бесполезным, такое воспоминание могло кому-то помочь. Например, какому-нибудь шутнику, у которого иссякли запасы скабрезных анекдотов.
Не говоря ни слова, цеури показала еще один небольшой фрагмент из жизни незнакомки с больной дочкой. Ник увидел главную улицу квартала Алайа, а полминуты спустя узнал, что хозяйка воспоминания вошла в пятый дом со стороны моста.
Кивком простившись с цеури, он покинул стеклянную башню. Направляясь к портал-зеркалу, гадал: сможет ли сивилла ему помочь? Что увидит, вглядевшись в глаза человека, который медленно утрачивал данный ему с рождения дар?
Как бы то ни было, сивилла оставалась последней его надеждой.
Глава десятая
Бадб, вновь сменившая обличье ворона на обличье человека, до хрипоты убеждала дочь, что ее затея обречена на провал.
– Пойми, Клио может сойти с ума от воздействия настолько мощных чар!
– Она сильная, мама. А еще, позволь напомнить, она ведьма. Сила, которую ты передала Клио при рождении, ее защитит.
– Ты ее мучаешь…
– Клио мертва, – оборвала мать Морриган. – И если я ничего не предприму, мертвой она и останется. А ты убеждаешь меня прекратить бороться. Я никогда на это не соглашусь.
Леди Ворон сложила руки на груди и пронзила дочь тяжелым взглядом.
– Но с моей смертью ты смириться смогла.
– С тобой все было иначе, – отрезала она. – У меня не было ни твоего тела, ни души, и ты… совсем другая. Для тебя смерть – привычное явление, магия смерти – твоя родная стихия. Клио… чуткая, впечатлительная. Ты представляешь ее бредущей среди духов по Миру Теней?
Морриган резко качнула головой. Нет. Она этого не допустит – во всяком случае, не сейчас. Смерть всегда одерживает вверх над жизнью, но так быстро Клио она не получит.
Упрямство матери злило. Бадб сама признавалась Морриган, что ей часто снятся кошмары, мучают галлюцинации – так смерть пытается затянуть ее в свой омут, оборвать последнюю нить, связывающую ее с миром живых. А хрупкой и нежной Клио всего семнадцать лет…
– Морриган, ты строишь воздушные замки. Ты даже еще не знаешь, где искать бокора!
– Узнаю. Ты переживаешь за нее или за то, что снова останешься в одиночестве, если я не выпущу душу Клио из сферы на волю? – холодно спросила Морриган.
Леди Ворон приняла оскорбленный вид.
– Клиодна – моя дочь.
– И моя сестра, – парировала Морриган. – И если есть хоть один шанс вернуть ее к жизни, я готова вывернуться наизнанку, нарушить все мыслимые законы Трибунала, но сделать это.
Их жаркий спор прервал стук в дверь. Напоследок наградив дочь недовольным взглядом, Бадб обернулась вороном и улетела в открытое окно. Морриган проводила ее взглядом прищуренных глаз, и только после этого отперла дверь.
Она ожидала увидеть Ника, Гейта или трибуна, принесшего ей, официально зарегистрированной в канцелярии Трибунала Охотнице, заказ на очередного отступника. Вместо этого увидела высокого незнакомца с коротко остриженными и бритыми по бокам темными волосами. Крепкие руки в карманах кожаной куртки, расстегнутая на груди рубашка, обнажающая татуировку-символ на шее и часть другой, уходящей на торс – распахнувшего пасть черно-белого тигра. Холодный прищур серых глаз делал похожим на хищника и самого владельца тату. Молодой – лишь на пару-тройку лет старше нее – он источал отчетливое ощущение внутренней силы.
– Дэмьен Чейз? – поняла Морриган.
Выдержала его взгляд. «Не на ту напал, милый. В гляделки я могу переиграть и самого дьявола».
Усмехнувшись своим мыслям, он вынул руки – запястья оплетали татуированные змеи, чьи головы весьма красноречиво заканчивались у фаланг средних пальцев – и прошел мимо нее в дом. Не спрашивая разрешения, вольготно расположился в кресле. Обескураженная такой наглостью, Морриган смотрела на гостя, красноречиво изогнув бровь.
Дэмьен в свою очередь без стеснения изучал ее. Насмешливо заметил:
– Что-то ты слишком маленькая для Охотницы.
– Маленькая? – вспыхнула она. Усилием воли подавила возмущение, поняв, что именно этого Дэмьен и добивался – вывести ее на эмоции. Сказала подчеркнуто хладнокровно: – Мне рано пришлось повзрослеть. Как, полагаю, и тебе.
– Вольная? Что-то многовато нас в последнее время развелось.
Морриган неопределенно повела плечом. Люди – вестники перемен. А этот мир давно уже изменился.
– Зачем ты хотела меня видеть?
– Я хотела видеть того, кто покажет мне вход в Пропасть. Если, конечно, она – не миф.