Отражение стрекозы
Шрифт:
Я почувствовала, как кровь заполонила мои щеки. Мина же в свою очередь засмеялась и потащила нас в укромное место — поговорить.
***
Укромном местом оказалась конюшня. Пока я гладила Стрелу, Мина стала рассказывать:
— Значит так, принцесса, слушай! — Девушка хитро смотрела на меня, пока стояла, уперевшись об деревянную стенку стойла. — Я договорилась с Химулем.
Химуль был одним из воинов нашего дома.
— Когда наступит середина часа кабана, и все в этом доме должны будут спать, ты должна будешь проскользнуть сюда и взять Стрелу. После ты немного пройдешься, дыша свежим
Я повернулась к ней и непонимающе посмотрела.
— Зачем мне тогда нужна Стрела, если я могу сама спокойно дойти?
— Она для Химуля. На ней он будет нас охранять…
— Охранять?! То есть мы будем не вдвоём?! — от неожиданности я крикнула.
Мина на секунду удивилась, а затем несколькими шагами достигла меня, закрыла мой рот правой ладонью и поднесла безымянный палец с левой к своим губам.
— Тшш… Хваён, ты что перехотела идти? — шепнула девушка.
Я убрала её ладонь и ответила. Также шепотом:
— Не в этом дела, Мина! Просто я… я… я думала, что никто больше, кроме нас, не считая, конечно, няню, не будет знать, что я выходила из дома. И тем более…
Меня перебила Мина:
— Не волнуйся, принцесса: я договорилась с Химулем! Он ничего не расскажет про сегодняшнюю вылазку. А охранять он будет лишь по той причине, что я… волнуюсь, что с тобой или со мной что-то случится. Я хоть и твоя молочная сестра, но садори. Я слуга… раб, по которой не будут плакать или защищать, если меня обвинят в преступлении. И не говори мне тут про маму. Я даже не хочу знать, насколько ей будет больно, если меня посадит или… казнят… — Девушка тронула место шрама и продолжила: — Я… я не хочу снова ее расстраивать.
Мина отошла от меня и вернулась к стене на то же место. Она говорила уже негромко, но и не шепотом:
— К тому же… — Девушка подняла голову и ухмыльнулась. — Если мою принцеску захотят утащить, я же должна буду это предотвратить, если вор окажется мудаком, — она пошутила и страдальчески, как в романтических поэмах, приобняла себя руками.
«Не сказала бы, что мне приятно слушать её вульгарные слова, но мне вошло в душу[4]. Только ей я это не скажу».
[4] Вошло в душу (??? ??) — означает «понравилось»
— Принцесса, вам что смешно? — Мина, держа руки за спиной, подошла ближе и заглянула в глаза. — И что вас рассмешило? — хитро улыбаясь, она спросила.
Я и не заметила, что тоже широко улыбаюсь.
«Хоть бы все прошло хорошо. Я не хочу, чтобы улыбка, которая я вижу на лице прекрасной и смешной сестры передо мной, пропадала. Никогда!»
Закрыла глаза и стала мысленно просить:
«Прошу, великие сащин, сделайте так, чтобы сегодня все прошло хорошо!»
— Ты что молишься, Хваён?
Я немного разлепила глаза, чтобы увидеть то, что Мина рассматривала меня со всех сторон. Проигнорировав ее вопрос, снова закрыла глаза и закончила мысль:
«Пожалуйста!»
***
Пока время кабана не пришло, я сидела в комнате своего павильона. И чем только не занималась: и вышивала нежно-розовый лотос, и повторяла танец, выученный с госпожой Сон для празднования дня рождения первого брата, и читала разные, но не имеющие право занимать мое время стихотворения. Хотя из-за одного у меня
Я в душной комнате
Иль в обществе дворян.
Хочу выйти, запрещают.
Хочу сказать, так мне рот закрывают.
Что ж я должен все-таки сделать,
Молчать иль чай разлить?
Это была работа незнатного мигукского поэта — Си Линя. Прекрасный, но с грустной историей автор. Так и проходило мое время до того, как я случайно уснула.
…
— Хваён… Хваён… Хваён…
Кто-то меня звал. Сквозь пелену сна, я слышала чей-то голос.
«Кто это?» — пронеслась мысль.
Из спящего состояние долго не хотелось уходить.
Мне снилось, что я стояла на торговой улице. Она была знакома и незнакома одновременно. Когда спишь, много не думаешь. Там, на улице, не было людей. Все лавки были открыты, ткань мелких торговцев разложена, товары лежали на местах, а там и тут висели круглые, сделанные из рисовой бумаги и объемные, благодаря натянутому деревянному каркасу, фонарики. Вечерело, и в них уже горели свечи.
«Где же люди?»
Я могла слышать сказанное, но не произнести. Голос как будто отдавался эхом в голове. Внезапно что-то мелькнуло рядом. Я повернулась налево, и там появились первые люди за все время хождения по улице. Они были как под дымкой, но все же немного проглядывались детали их внешности. Спиной ко мне человек был высоким и тонким, а рядом с ним — молодой парень или даже мальчик. Они о чем-то активно разговаривали и жестикулировали, и не казалось, что это обычный разговор. Тот, что был лицом ко мне — молодой парень, что походил на садори — отчаянно бросился вниз и сделал поклон, касаясь лбом и руками до земли. Это действия теперь точно подтвердило: один умолял другого, а точнее слуга — хозяина. Высокий мужчина стал улыбаться так гнусно, показывая желтые и редкие зубы во всей красе, что если бы я увидела его вживую, то не стала с ним разговаривать или иметь какие-либо дела. Между янбаном и садори сменилась обстановка: произошло какое-то действие, и господин часто и резко начал размахивал руками в разные стороны. Эта дымка так мешала все увидеть, что было непонятно из-за чего мужчина изменился в настроение. Молодой парень до сих пор находился на земле, но уже сидел на коленях. Он что-то пробормотал господину, и как только янбан махнул ладонью, из пустоты выскочили два жилистых гиганта, не имеющих на первый взгляд оружия. Во время праздников страже знатных людей запрещалось иметь при себе вещи, что могли навредить или напугать пришедшей развлечься народ. Однако все-таки они обычно их просто прятали, так как никогда не знали, что могло случиться с их господином.
Гиганты подошли к парню-слуге, взяли за подмышки и оттащили подальше от господина. Один из солдат достал из рукава веревку из грубого материала, а другой уже держал руки садори. Всего мгновения и связав беднягу, гиганты потащили его по земле в сторону востока. Их господин был рад.
— АААА!
«Кто-то кричит».
Не думая, словно призрак, быстро и без шороха проходила улицу за улицей в поисках звука. Земли я не касалась.
— АААА! — Неизвестный снова закричал. В этот раз намного сильнее и испуганнее.