Отражение удара
Шрифт:
— Если хочешь, — проскрипел он.
Теперь у него пересохло и горло. «Что же еще я натворил?» — в панике подумал Шинкарев, чувствуя, как холодеют ноги. Впрочем, судя по тону жены, ничего страшного она говорить не собиралась.
— Конечно, хочу, — сказала она, — иначе не стала бы затевать этот разговор. Знаешь, как это было? Не бойся, не бойся, у тебя даже ноги стали, как две ледышки… Так вот, я спала, а потом проснулась… оттого, что ты в меня вошел. Ты так никогда раньше не делал — грубо, толчком. Я спросила: ты что? А ты дал мне пощечину, а потом еще одну…
Шинкарев тихо застонал.
— Успокойся, все нормально, — сказала она и
Сергей Дмитриевич сглотнул.
— Слушай, — сказал он, — кто из нас сумасшедший?
— Оба понемножку. Муж и жена — одна сатана, ты не забыл? Понимаешь, когда мы с тобой занимаемся любовью, это как… как хлеб. Хлеб — это здорово, он никогда не приедается, но сегодня ночью было так, как будто на хлеб положили немного горчицы. Знаешь, это было вкусно. Если бы ты не попытался меня после этого придушить, я смело могла бы сказать, что это самая лучшая ночь в моей жизни.
— Нет, ты точно чокнутая. — Правда? — Ее рука скользнула по его животу и задержалась в самом низу. — А вот наш общий знакомый с тобой не согласен. Он голосует за новизну.
— Он тоже псих.
— А это уже к делу не относится. Три психа провели голосование и большинством голосов постановили: долой рутину, да здравствует новизна. Ну-ка, бегом за моим чулком! Я хочу быть похожей на проститутку.
— На чокнутую проститутку, — сказал он, вставая.
Пока она натягивала чулок на левую ногу, он чуть не сошел с ума.
— Вот, — сказала она, откидываясь на подушку. — А теперь приступай.
— Я…
— Не знаешь, с чего начать? Порви на мне халат, он мне уже надоел. А потом ударь по лицу. Только не перестарайся, зачем мне фонарь. Наставь мне синяков, но только ниже шеи. Ну, чего ждешь?
Шинкарев зажмурился и несильно ударил жену по щеке, получив от этого неожиданно острое удовольствие.
— Халтуришь, Шинкарев, — глядя на него расширенными глазами, сказала она. — Я даже не почувствовала. Сильнее!
Он размахнулся и отвесил пощечину, от которой ее голова тяжело мотнулась на подушке, а волосы волной упали на лицо. Алла Петровна застонала, выгибаясь дугой, и тогда он, тоже застонав, с треском рванул на ней халат.
— Вот уж, действительно, одна сатана, — задыхаясь, сказал он и вывернул ей руку.
— Да!!! — закричала Алла Петровна и впилась зубами в подушку.
К тому времени, как раздраженный и озабоченный полковник Мещеряков, напившись чая у Сорокина, вернулся в свою пустую квартиру, по обнаженной спине Аллы Петровны Шинкаревой уже вовсю гулял, оставляя красные полосы, ремень. Сергей Дмитриевич работал, закусив губу, по лицу его текли крупные капли соленого трудового пота, и сдавленные, в подушку, крики жены заставляли его издавать низкое звериное рычание, которое совершенно не вязалось с его узкими плечами, вислым животом, дряблыми жирными ягодицами, одутловатыми щеками и обширной лысиной. Сергея Дмитриевича не занимали подобные мелочи: впервые за очень много дней ему было по-настоящему хорошо.
Он чувствовал, что скоро его личность воссоединится — так или иначе.
Глава 14
В понедельник майор Гранкин явился на работу в приподнятом настроении. Вчерашняя рыбалка оказалась на удивление удачной — вечером он сдал жене полное ведро жирных, здоровенных, как лапти, карасей, — а в камере следственного изолятора поджидал его
Гранкин очень рассчитывал на то, что полуторасуточное раздумье в компании уголовников поможет Забродову образумиться. Псих он или не псих, но самоуверенная манера поведения этого матерого мокрушника безумно раздражала майора, хотя во время допроса он старался ничем не выдать своего раздражения — много чести.
Немного беспокоил майора только полковник ГРУ Мещеряков, который, похоже, состоял с арестованным в довольно близких отношениях. Гранкин подозревал, что полковник употребит свое немалое влияние для того, чтобы вытащить приятеля из-за решетки. «Ну, это уж дудки, — решил Гранкин, усаживаясь за стол в своем кабинете и закуривая. — Это только через мой труп».
Эта мысль внезапно кольнула неприятным холодком: спецслужбы есть спецслужбы, и организовать похороны какого-то милицейского майора для них раз плюнуть.
Даже полраза. Что-что, а это они умеют.
Гранкин суеверно поплевал через левое плечо и постучал костяшками пальцев по крышке стола. Волков бояться — в лес не ходить. Наплодили психопатов, профессиональных убийц, людям на улицу страшно выйти Но Мещеряков, вроде бы, на такого не похож. Умный человек, полковник, должен же он понимать…
Гранкин даже покрутил головой от удивления: ну и завернул! Как будто полковник не может быть сволочью и продажной шкурой! Ты на генералов посмотри.
Посмотрел? Теперь зажмурься, досчитай до десяти, отвернись и берись за дело. Колупайся в навозе и не вякай. В крайнем случае, Сорокин в обиду не даст. Он мужик железный, за ним, как за каменной стеной, и всех этих гэбэшников он в гробу видал, в белых тапочках.
Ну, а если вдруг все-таки Мещеряков решит, что ему так уж необходим труп майора Гранкина — что ж тут попишешь… Знал, на что шел, когда надевал форму.
В ней, между прочим, не только карманы предусмотрены, куда бабки складывать, но и кокарда на лбу — чтобы, значит, целиться было удобнее. А не нравится — ступай на все четыре стороны. Среди дворников и бандитов безработицы нет и, главное, не предвидится.
Отчитав себя в точности теми же словами, какими, случалось, отчитывал нерадивых подчиненных, майор несколько взбодрился и открыл сейф, где лежало дело об убийстве Старкова и еще целая кипа дел, которые, как чувствовал Гранкин, скоро можно будет собрать в одну папку. Правда, до этого момента было еще очень далеко. Он ни капли не кривил душой, говоря Забродову, что им еще работать и работать. Конечно, теоретически Забродов мог бы пойти навстречу следствию и чистосердечно признаться во всех своих грехах, но в такой поворот событий Гранкин не верил: чокнутый спецназовец выглядел крепким орешком, и майору предстояло долго и упорно по крупице раскапывать истину, изнуряя себя и подследственного бесконечными допросами, опознаниями и очными ставками.
Конечно, в деле существовала масса неувязок. Неувязки были даже в эпизоде со Старковым, который Гранкин считал в общих чертах доказанным. В самом деле, почему Забродов не избавился от улик? Ведь он мог это сделать сто раз, и тогда его можно было бы только подозревать на основании ссоры в казино. Камуфляж — ерунда, тут Шинкарева была права, да и мотив убийства ссора — выглядел бы не слишком убедительно, не будь прямых улик. Забродов утверждает, что улики подбросили. Действительно, дверца машины была взломана… точно так же, как в ночь убийства Токаревой ему прокололи колеса.