Отраженная в тебе
Шрифт:
Тихонько выругавшись, он взял мое лицо в холодные ладони:
— Я отступаю от своих правил только ради того, чтобы не дать тебе ни малейшего повода для ревности, но когда ты проявляешь такие собственнические чувства, это мне нравится. Хочу, чтобы ты боролась за меня. Чтобы это страшно тебя заботило. Но собственническое чувство без доверия — это ад. Если ты не веришь мне, у нас ничего не получится.
— Предполагается, что доверие должно быть обоюдным.
— Проклятье! Да не смотри ты на меня так, — тяжело вздохнул он.
— Я пытаюсь постигнуть, кто ты такой.
Губы его мрачно скривились, но оставались упрямо сомкнутыми. Взяв его за запястья, я развела его руки и сказала:
— На сей раз я не убегаю, но ты можешь меня оттолкнуть. Подумай об этом.
С этими словами я ушла. Гидеон меня не остановил.
Остаток дня я провела, сосредоточившись на работе. Марк любил обдумывать свои решения вслух, что было для меня, с одной стороны, вдохновляющим доказательством его доверия и дружеского расположения, а с другой — восхитительным уроком профессионального творчества.
Погружение в поиски наименее затратных и принципиально новых, как, скажем, через блоги молодых матерей, форм рекламы для компании, торгующей детскими игрушками, помогало отвлечься отличных проблем. А по окончании рабочего дня я собиралась отправиться на тренировку по крав-мага, чтобы выжечь мучительное беспокойство физическим напряжением.
В начале пятого зазвонил мой рабочий телефон, и сердце мое подскочило, когда в трубке раздался голос Гидеона:
— Мы должны уйти в пять, чтобы не опоздать на прием к доктору Петерсену.
Я охнула, потому что совсем забыла о том, что мы договорились по четвергам в шесть посещать сеансы парной терапии. На сегодня у нас был назначен первый из них.
Неожиданно я подумала о том, не будет ли он последним.
— Когда подойдет время, я тебя заберу, — довольно резко произнес Гидеон.
Я вздохнула, чувствуя себя далеко не готовой к этому. Вдобавок я уже начала переживать из-за несдержанности, проявленной в ходе нашей утренней стычки.
— Прости, что ударила тебя. Не следовало так поступать. Сама чертовски на себя злюсь.
— Ангел мой, — хрипло вздохнул Гидеон, — ты так и не задала тот вопрос, который имеет значение.
Я закрыла глаза. То, как легко он читал мои мысли, просто бесило.
— Так или иначе, это не меняет того факта, что у тебя есть секреты.
— Секреты — это проблема разрешимая, чего не скажешь про обман.
Я потерла лоб, вдруг ощутив головную боль.
— Тут ты прав.
— Ева, все дело только в тебе, — жестко произнес он.
От таившегося за этими словами сдержанного гнева мне стало не по себе. Он все еще злился из-за того, что я позволила себе усомниться в нем. Ох, черт возьми, но я ведь и сама все еще злилась.
— К пяти буду готова.
Он был точен, как всегда. Когда я перевела компьютер в спящий режим и достала из ящика свои принадлежности, он уже был здесь, обсуждал с Марком вопрос о рекламной кампании водки «Кингсмен». Высокий, мускулистый, в темном деловом костюме, он являл собой живое воплощение уверенности и успеха, и только я одна знала, что он может быть ужасающе уязвимым.
Я любила этого нежного, глубоко эмоционального человека. Но раздражалась из-за его попыток скрыть свою истинную природу за напускным фасадом даже от меня.
Когда он повернул голову и поймал мой взгляд, я уловила в его голубых глазах проблеск беспомощного желания, выдававший моего возлюбленного Гидеона, но через мгновение все снова скрылось за холодной маской.
— Ну что, собралась?
Было совершенно очевидно, что он утаивает какие-то факты, и это меня просто убивало. Я не готова была смириться с существованием чего-то, что он отказывался мне доверить.
Когда мы проходили через приемную, Мегуми, подпиравшая кулачком подбородок, подняла голову и драматически вздохнула.
— Кросс, она тобой увлечена, — пробормотала я, когда мы ждали лифта.
— С чего бы это? — фыркнул он. — Что она обо мне знает?
— Вот и я весь день спрашиваю себя о том же самом, — тихо отозвалась я.
И уж на этот раз мне не почудилось. Его точно передернуло.
Доктор Лайл Петерсен был высоким мужчиной с коротко подстриженными седыми волосами и острыми, но доброжелательными голубыми глазами. Офис его был обставлен сдержанно, но со вкусом, а мебель — удивительно удобной, что я отмечала при каждом своем визите. То, что сейчас Петерсен выступал в роли моего психотерапевта, казалось чуточку странным, потому что он знал меня только как дочку моей мамы. Последние два года он был ее психотерапевтом.
Расположившись в сером кресле напротив дивана, где сидели мы с Гидеоном, доктор Петерсен добродушно посматривал то на одного пациента, то на другого. Разумеется, от него не укрылось ни то, что мы сидели на противоположных краях дивана, ни наши напряженные, оборонительные позы. В смысле эмоционального состояния мы походили друг на друга.
Доктор Петерсен открыл свой планшетный ноутбук, взял стилус и сказал:
— Ну что, начнем с причины возникшего между вами напряжения?
Я выждала мгновение, чтобы дать Гидеону возможность заговорить первым, но не могу сказать, будто меня страшно удивило то, что он предпочел отмолчаться.
— Ладно… За последние двадцать четыре часа мне посчастливилось встретиться с нареченной Гидеона, о которой я знать не знала, что она у него есть…
— Бывшей нареченной, — буркнул Гидеон.
— …и мне стало ясно, что он ухаживал исключительно за брюнетками из-за того, что она…
— Это не было ухаживанием!
— …а потом я наткнулась на нее, когда она покидала его офис после обеденного перерыва вот в таком виде. — Я достала смартфон.
— Она покидала здание, — встрял Гидеон, — а вовсе не мой офис.