Отречение от благоразумья
Шрифт:
— Я все равно ничего не знаю. Хоть режьте, хоть сдавайте инквизиции. Да, мне известно, что Виноградник существует, не более того. Никогда не разбирался во всей этой колдовской зауми.
— Никс сам его вырастил? — я решил прибегнуть к старым, надежным «Вопросам-и-ответам». Этот незамысловатый способ частенько помогает здорово оживить память рассказчика и заставить его вспомнить услышанные или увиденные мелочи, на основе которых можно строить дальнейшие умозаключения.
— Нет. Купил по дешевке, — желчно хмыкнул мой собеседник.
— У кого? — не отставал я.
— Будто сами не
— И это никого не удивило? — поразился я.
— Те, кто служит людям навроде мэтра Никса, давно отвыкли задавать вопросы и лезть не в свои дела. Меньше знаешь — крепче спишь, — сухо отозвался Станислав и продолжил: — С тех пор, если верить слухам, Виноградник здорово разросся. Раза в два или три. Как мне пытались втолковать, Никс каким-то образом получает от своего хозяйства способность... — он пошевелил в воздухе пальцами, тщетно пытаясь найти подходящее слово, — способность делать всякие невозможные вещи.
Хм. Кажется, мы имеем дело со случаем, который в терминологии инквизиции именуется «получением дара от представителя потусторонних сил». Однако владение таким подарком всегда чревато угрожающими последствиями.
— За подобное умение всегда приходится расплачиваться, — вскользь заметил я. — Вряд ли мэтр Никс составляет исключение. Интересно, как он выкупает право на владение?
— Vice versa3, — бросил Штекельберг. — Это еще вопрос, кто кому принадлежит: Виноградник — Никсу или Никс Винограднику. Платить за него магистр будет ой как долго. Может, всю жизнь. Сегодняшнее представление ему точно обойдется недешево, не говоря уж о мести за похищенного Голема.
— Он его украл? — я поневоле фыркнул, оценив ситуацию: ученые мужи без зазрения совести таскают друг у друга магические артефакты. — У кого, Бен Бецалеля или Ди?
— Статую — у еврея, бумажку с заклинанием у Ди, — уточнил мой спутник, вновь извлекая из кармана черную маску и затягивая шнурки. — Сам Никс, разумеется, в этих злодеяниях не участвовал и даже близко не подходил. Все сделали за него. Рабби Лев отнесся к похищению в традициях своего племени, с философическим смирением, а вот Ди разозлился. У него в доме устроили изрядный бардак и, кажется, самому мэтру тоже досталось.
— Кто же взял на себя труд осуществить сие противозаконное деяние? — как бы невзначай осведомился я.
— Они, — Станислав кивнул в сторону замка и необычно серьезно попросил: — Сделайте одолжение, постарайтесь сейчас не упоминать имени Клая. Узнаете кого-нибудь — тоже молчите и постарайтесь забыть. Кстати, у вас отыщется шарф или какая тряпка, закрыть лицо?
— К чему такие предосторожности? — с невиннейшим видом спросил я. — Все-таки, откройте страшную тайну — за кем
— Разве вы здесь никогда не бывали? — настала очередь пана Штекельберга удивляться. — Это же Карлштейн.
— Императорская резиденция? — в моей голове ослепительно вспыхнул целый фейерверк противоречащих друг другу предположений и догадок. — Вы хотите сказать...
— Именно, — короткий ответ вдребезги разбил все надежды.
Поравнявшись с воротами крепости мы, не сговариваясь, остановились. Правая створка лежала на земле, левая раскачивалась на одной уцелевшей петле. В который раз за долгую нынешнюю ночь я не поверил увиденному — под ударами Голема огромные железные крепления, глубоко вбитые между каменными блоками и залитые там не одним ведром скрепляющего раствора, просто вывалились. Уцелевшие факела скупо освещали внутренность низкой въездной арки и расшвырянные повсюду последствия штурма — трупы как защитников, так и нападающих в козлиных масках. Бросались в глаза расплывающиеся по стенам и потолку грязно-белые полосы смерзшегося снега и льда: знак пребывания Голема, всегда сопровождаемого ореолом нездешнего холода.
Мне совершенно не хотелось въезжать внутрь. Секретарь наместника, похоже, целиком и полностью разделял это незамысловатое желание. Но если у меня еще оставалась возможность смыться, то его отсутствие сразу вызовет подозрения. Вдобавок мне не хотелось бросать Штекельберга в одиночестве. Не каждый день предоставляется возможность самолично увидеть, как штурмуют — причем успешно — оплот королевской власти. Переворачивается страница истории, кто и что напишет на следующей?
— Поехали? — обреченно вздохнул Станислав. — Мне нужно быть там, убедиться, что Клай и его мальчики не прикончили больше народу, чем требуется. Старший Клай, — он угадал мой еще не прозвучавший вопрос. — Игнациус.
— Так это переворот? — как можно равнодушнее спросил я, шаря по мешкам и сумкам в поисках неизменно возимой с собой полумаски из черного фетра. Видимо, я переступил некий порог, за которым человек перестает испытывать любые чувства, включая страх и удивление, и просто созерцает происходящее.
— Какой переворот? — в голосе Штекельберга прозвучало такое искреннее возмущение, что вряд ли кто усомнился бы в его верноподданности. — Господь с вами! Разве годиться восставать против законного правителя? Да сотня уважаемых и добропорядочных представителей почтенного крестьянского сословия клятвенно подтвердит, что из лесов примчались разъяренные демоны, ведомые Жницей, и уничтожили короля, погрязшего во грехах!
— Полагаете, гарнизон замка присоединится к этим уверениям? — я наконец отыскал смявшуюся маску.
— Те, кто останутся в живых — несомненно. И их свидетельства будут весьма убедительны, — Станислав поднял голову, глянул на возвышающийся над нами бастион, казавшийся в наступившей ночи непроницаемо-черным, и деловито осведомился: — Вы как, с мной или предпочтете бесследно исчезнуть?
— Еще парочка честных ответов, и моя жизнь в вашем распоряжении, — откликнулся я. — Можете объяснить, какая бешеная собака цапнула фон Клая, после чего он примчался сюда? И как Генрих фон Турн допустил подобное?