Отречение от благоразумья
Шрифт:
— Довольны, да? — произнес за моим плечом злой и напуганный голосок, от испуга коверкавший немецкие слова до полной неузнаваемости. — Налюбовались? Теперь побежите все встречным-поперечным рассказывать, что видели?
Очень осторожно, словно держа в руках нечто хрупкое, а не кожаный ремень уздечки, я повернулся, лицом к лицу встретившись с работавшим на винограднике человеком. Простенькая скуластая физиономия, вздернутый нос, карие, по-кошачьи раскосые глаза и выбившиеся из-под шерстяного платка темно-рыжие пряди. Добавим к этому высокий даже для подростка тембр голоса, и получим очевидный ответ — перед нами крестьянская девчонка лет восемнадцати, готовая
— Э-э... — ничего более разумного и членораздельного выдавить не удалось.
Девица отступила на шаг, пристально осмотрела меня с головы до ног и растерянно спросила:
— Вы знаете, куда попали?
— В край, противоречащий всем законам, — слегка заплетающимся языком выговорил я. — Фройляйн, сделайте милость, скажите, что мне все мерещится, а?
— Не мерещится, — тяжело вздохнула крестьяночка. Нерешительно подняла руку в пестрой варежке, погладила сунувшуюся поближе лошадь по морде и, старательно отводя взгляд, произнесла:
— Простите, пожалуйста, что я раскричалась. Хозяин сердится, когда кто-нибудь видит его, — она махнула в сторону зеленой поросли и неуверенно предложила: — Хотите, отведу вас в усадьбу?..
— Я хочу знать, какого демона здесь посреди зимы собирают урожай! — со злостью, которой сам от себя не ожидал, рявкнул я. Рыжая незнакомка испуганно ойкнула, попятилась, едва не плюхнувшись в сугроб, и сбивчиво забормотала:
— Извините, господин, я девушка простая, ничего в этом не понимаю... Раз цветет, значит, так должно быть... Велено срезать старые листья — вот, срезаю...
— Ладно, — я попытался взять себя в руки. Сколько раз уже сталкивался с такой породой деревенских дурочек, на которых не действует ни великосветское обаяние, ни золото, ни лесть, ни угрозы. Потупят глазки, спрячутся, как улитка в раковине, и заунывно талдычат: «Мы люди неученые, исполняем, что приказано, да помалкиваем». — Ладно, простая девушка... Имя у тебя, надеюсь, имеется? Можешь толком сказать, кто владелец сего вертограда и поместья?
— Пан Филипп Никс, — четко выговорила девица, по-прежнему не отрывая взгляда от носков разношенных и перевязанных веревочками чебот. — Это его владение, зовется Янковицы, — она помолчала и смущенно добавила: — А меня кличут Яромирой. Яромира Гондзикова. По-простому — Уна.
Она повернулась и резво затопала вниз по склону, оставляя за собой неровную цепочку следов и по пути сумев подозвать мою убежавшую заводную лошадь. Ничего не оставалось делать, как пойти за ней, но через десяток шагов я едва не споткнулся о собственные ноги, запоздало сообразив, в чьи земли забрел. Мэтр Никс из Янковиц! Неужели тот самый Никс — бывший придворный маг Рудольфа, ныне пребывающий в отдалении от двора, человек, столь неудачно призвавший в наш мир Леонарда! Что же делать? Прикидываться обычным заплутавшим путником или рискнуть сослаться на знакомство с Ла Гранжем, пани Домбровской и остальной честной компанией господ пражских оккультистов? Интересно, чтобы сказали наши святые отцы, узрев столь невероятное явление, как Виноградник (похоже, в моем сознании ему навсегда суждено остаться именно Виноградником — с большой буквы)? Чем бы его сочли, Божьим чудом или дьяволовым искушением? Кстати, что там плел раввин Холодной Синагоги? Что-то про лозу и необходимость то ли сохранить ее, то ли очистить от скверны... Не этот ли небывалый сад он имел в виду?
Жутковато, когда пророчества начинают сбываться. Совершенно не знаешь, как быть — продолжать плыть по течению, надеясь, что со временем все образуется, или пытаться
Я поневоле обернулся, но таинственная зеленая прореха в холодной белизне снегов уже скрылась из виду, исчезнув за склоном холма. Туманных видений над ней больше не возникало.
— Э-э... Уна! А пан Никс дома?
— Нет, — девушка чуть приостановилась, ожидая, когда я поравняюсь с ней. — Он уехал. Дня два тому. Остался управляющий — господин фон Рамштейн.
Рамштейн... Где-то я совсем недавно уже слышал это имя... Поминали его вкупе с фамилией владельца Янковиц. Если это не совпадение, и управляющего поместьем зовут Карл Иеронимус, то придется признать, что мне удалось на редкость удачно заблудиться. Хотя как сказать... Визит в предполагаемое логово чернокнижников — отнюдь не то, к чему стремятся мои мечты.
Моя проводница всю дорогу помалкивала, не мешая мне размышлять. Изредка я ловил на себе сосредоточенно-внимательный взгляд, никак не вязавшийся в моем представлении с образом глуповатой крестьянской девчонки. Впрочем, многое ли мне известно об обычных людях Чехии, которые, собственно, являются кровью и плотью этой земли? Да почти что ничего. Другой пласт бытия, совершенно иной мир, со своими традициями, представлениями и секретами.
Под снежным покровом угадывалась заметенная дорога, ведущая к входу в усадьбу, защищенному башенками, однако Уна решительно свернула в сторону озера и вскоре мы очутились возле других ворот — поменьше и поскромнее, эдакого «черного хода». Девица перекинулась несколькими словами с караульным, скучавшим на площадке шаткой сторожевой вышки, тот, в свою очередь, крикнул что-то вниз, очевидно, распорядившись впустить незваного гостя. Изнутри долетели недовольные голоса, надрывный скрип проворачивающихся воротов и створки, дрогнув, нехотя приоткрылись.
«Классический сказочный сюжет, — язвительно хмыкнул я, протискиваясь в узкую щель. — Заплутавший герой попадает в замок злого волшебника. Остается только наткнуться на вход в подземелье, полное скелетов моих неудачливых предшественников, или заглянуть в провонявшую серой алхимическую лабораторию с пентаграммами на полу и черными свечами по углам. Впрочем, мне с лихвой хватило краткого созерцания Виноградника и порожденного им видения...»
— Сюда, — Яромира по-прежнему держалась впереди. Я украдкой покосился по сторонам и пришел к заключению, что мое неожиданное появление прошло почти незамеченным, а обитатели Янковиц внешне ничуть не отличаются от иных представителей рода человеческого. В глубине души я ожидал, что магистру Никсу прислуживают ожившие мертвецы или злобные духи.
Лошадей определили на конюшню, меня провели в примыкавший к господскому дому флигель и оставили в маленькой, пропыленной комнате, больше походившей на склад отслуживших свое предметов мебели. Улизнувшая куда-то девица вернулась, принеся с собой уставленный тарелками и горшочками поднос, и примостилась в углу на сундуке, наотрез отказавшись составить мне компанию. Без толстенного полушубка и прочих драных тряпок она выглядела довольно миленькой, но по-прежнему испуганной.
Я как раз собирался выяснить, чего она так боится, когда в коридоре загромыхали быстро приближающиеся шаги. Увидев вошедшего, Уна слетела со своего насеста, торопливо поклонилась и юркнула за дверь. Из ее поведения я заключил, что явился управляющий — разузнавать, что за подозрительного типа впустили во вверенное его заботам поместье.