Отрешенные люди
Шрифт:
– Прикупить бы десяток человек, - заискивающе поглядел на губернатора купец.
– А сам не знаешь, что не дозволено тебе, податному человеку, крепостных иметь? Не дворянин, поди.
– Иначе фабрику не пустить, - тяжело вздохнул Медведев.
– Нанять можно, - подсказал ему Нефедьев.
– Толк какой?
– возразил Михаил Корнильев.
– Они, коль им чего не по нраву, то ноги в руки и айда, куда глаза глядят. Лучше и не пробовать.
– Инородцев в услужение покупать дозволено, - намекнул Медведев и выразительно посмотрел на Сухарева.
Покупать инородцев в Сибири могли негласно практически
– Не пойму тебя, - потирая платком горячий лоб, переспросил он купца, о чем речь ведешь?
– Татарские юрты там поблизости стоят, - осторожно пояснил тот, - я уже с муллой говорил, что молодых парней и девок к себе на работу возьму, платить стану...
– - И что мулла?
– - Согласие дал.
– Так то дело полюбовное - ты нанял, они согласны. А мое разрешение тебе к чему?
– ничего не понимая, переспросил купца Сухарев.
– По закону все оформить, татар тех к фабрике приписать, а то сбегут через неделю, и не воротишь ничем.
– Нужна городу добрая бумага, чтоб в иных местах ее не покупать, поддержал Медведева Корнильев.
– Нужна, нужна, - вслед за ним закивал и Нефедьев.
– Н-да! Задал ты мне, братец, работу, - покрутил головой Сухарев. Теперь до него окончательно дошло, о чем просит купец: выдать грамоту о приписке татар к фабрике. А татары, будучи людьми законопослушными, верят каждой бумажке, на которой красуется двуглавый орел, хоть с медного пятака его переведи. Понятно, купец найдет способ отблагодарить его за тот документ, но зря он начал при секретаре, при остальных купцах тут сидящих. Зря.
– Не знаю, как и быть, - помялся Сухарев, - о пользе для города верно говоришь, но и супротив закона идти не хочу. Извини, братец.
– А нельзя ли, ваше высокопревосходительство, - осторожно заговорил Михаил Корнильев, - колодников, да беглых людей к нему на фабрику на первое время определить?
– И сколь человек возьмешь?
– поинтересовался губернатор, но от его внимания не ускользнуло, что купцы удивительно быстро переключились на колодников, не стали больше настаивать на приписке к фабрике татар. Видать, продумали все заранее и теперь играли с ним, как с мальчиком в лапту, словно заставляли кидаться из одного угла в другой.
– Поболе сотни, - ничуть не раздумывая, отвечал Медведев.
– Сколько?
– опешил Сухарев.
– Сотню? А кормить их кто станет? А охрану нести? Думай, чего говоришь.
– Уже подумал. Справлюсь, да и вы поможете.
– Да кто ты таков, чтоб я, государев слуга, тебе помогать стал? вспылил моментально Алексей Михайлович, и мысли об обеде уже более не занимали его.
– У других купцов в работниках по много колодников содержится, - упрямо гнул свое Медведев.
– У других, у других, - передразнил его Сухарев, и вдруг ему стало все равно: наплевать и на закон, и на доносы, которые непременно полетят на него рано или поздно в столицу, и он устало согласился, - черт с тобой, пиши прошение.
– Готово, - подал купец свернутую в трубку бумагу, чуть помятую по краям, и, положив ее на стол перед губернатором, придавил сверху тяжелой серебряной с золотыми накладками табакеркой, ловко выудив ее из кармана шубы и, смутясь, добавил.
– Для памяти от нас, ко дню вашего ангела.
– Далековато до ангела моего, - хмыкнул Алексей Михайлович, беря табакерку в руки, - ну да ладно, спасибо за подарок. Все у вас?
– спросил и поднялся, давая понять, что купцы полностью исчерпали отведенное им время. Встали и те, но мялись чего-то, не спеша уходить.
– Две семьи остяков под городом чумы поставили на той неделе, - как о чем-то постороннем проговорил Нефедьев.
– И что с того?
– сведя руки за спиной, спросил Сухарев.
– С голоду помирали совсем. Дал им мучицы, солонины...
– По-христиански поступил, братец, - поднял было руку губернатор и хотел едва ли не по-дружески потрепать купца по плечу, но вовремя спохватился, и рука его так и застыла в воздухе немым вопросом.
– То само собой, - согласился Нефедьев и покосился на руку, на всякий случай отодвигаясь поближе к двери, - батюшка наш, Сергий, окрестить их хочет.
– И что с того?
– повысил голос Сухарев, всем видом и тоном показывая, что купцы крадут у него драгоценное время.
– У себя на заимке поселить их хочу, - невинно смотря в губернаторские глаза, пояснил Нефедьев.
– Пошли вон!
– Сухарев понял, что если не даст сейчас выход скопившемуся гневу, то его прямо здесь хватит удар.
– И никаких ваших речей я не слышал. Никаких!
– крикнул уже вслед торопливо вышмыгнувшим в коридор купцам.
– Вот ведь чего удумали, песьи дети, - бушевал он, стремительно шагая перед вобравшим голову в плечи секретарем, - меня, государственного человека, слугу ее императорского величества, в свои козни вовлекать! Не позволю! В острог упрячу! Выпорю!
– гаркнул он несколько раз для острастки. Затем, словно вспомнил о чем-то более важном, схватил висящую на спинке кресла шпагу, попытался вдеть ее в перевязь. Секретарь подскочил, желая помочь, но получил сильный толчок локтем в живот, неожиданно захихикал, словно совершил что-то стыдное, опрометчивое и попятился вон из кабинета, пряча под камзолом кусок сукна, что сунули ему давеча купцы, когда он приглашал их к губернатору.
А купцы, выйдя на улицу, дружно перекрестились на главки возвышавшегося напротив собора, нахлобучили на головы шапки, вздохнули, переглянулись.
– - Видать, еще давать придется, - проговорил Медведев.
– Без работников мне фабрику свою не поднять.
– - А ты думал, - усмехнулся Михаил Корнильев, - и не один раз.
– - Возьму да и напишу сынку своему, чтоб он до государыни императрицы
дошел и обо всех наших бедах ей поведал, - притопнул ногой в расписном валенке Лев Нефедьев.