Отрешенные люди

Софронов Вячеслав

– С ума сошел?!
– даже приостановился Корнильев.
– Все дело только испортишь. Коль нового губернатора к нам пришлют, то когда ты еще до него доберешься, если он тебя первого в острог не засадит за старые грехи.

– Да у меня и новых хватает, - хмыкнул Нефедьев.

– Вот и молчи в тряпочку. Все они одним миром мазаны, что этот, что другие.

– Твоя правда, Яковлевич, - согласился Медведев, - супротив ветра плевать - на тебя и придует.

– Надоело терпеть, - попробовал было оправдаться Нефедьев.

– А коль надоело, то пойди на реку, да и утопись, - жестко выговорил Михаил Яковлевич, подходя к коновязи и стряхивая легкий снежок с гривы своего коня.
– Думаешь, мне не надоело, терплю ведь.

– Он вроде и ничего, губернатор наш, коль с уважением к нему, то можно всякое дело сладить, - отвязывая своего коня, примирительно проговорил Евсей Медведев.
– Зря я ему только про татар сказанул. Надо было тишком с муллой договориться, а бумагу мне Венька Жигарев выправил бы, секретарь сухаревский.

– Венька этот берет больше, чем хозяин его, - садясь в сани и натягивая поводья, выговаривал Нефедьев, - кнут по нему плачет.

– Поди, ты только у нас один не поротый, - насмешливо спросил Михаил Корнильев и вдруг чего-то вспомнил, оглянулся, перешел на шепот.
– Вот чего сказать вам хотел: послал я на той неделе братца своего двоюродного, Ивана Зубарева, в Ирбит на ярмарку.

– С товаром, что ли?
– поинтересовался Медведев.
– А я не захотел нынче ехать, не с чем.

– - Да не про товар речь, - отмахнулся Корнильев, -Иван мне предложил поймать тех, кто нашего брата обирает на таможне, на складах, ну, сами знаете.

– - Как не знать, - согласились купцы, с интересом слушая.

– Ежели Ивану удастся найти заправилу тех дел, а через него наверх выйти, то мы к губернатору нашему мигом ключик подберем.

– Да ты что?
– округлил глаза Медведев.
– Неужто думаешь, что губернатор и там руку приложил?

– Врать пока не буду, но больно смелы стали приказные. Раньше приедешь, и делай чего хошь, а теперь без них и шагу не ступишь: того нельзя, этого не можно, за все денежку плати, да еще и цены сбивают, как им вздумается, горячо рубил рукой в морозном воздухе Михаил Яковлевич.

– Продыху не стало, - подтвердил Евсей Медведев, - не ярмарка, а разбой на большой дороге.

– И я о том же, пора взяться за них.

– Зря вы все это затеяли, - уже из санок отозвался Нефедьев, - кнутом обуха не перешибешь. Государыне писать надо! Обведут они твоего Ваньку вокруг пальца, еще и дураком выставят.

– Да ты Зубарева не знаешь, - не согласился Корнильев, - он парень тертый, не пропадет. Не впервой ему, докопается до правды, вот тогда и поглядим, как нам поступить.

– Эх, правдолюбы, мать вашу, - ругнулся Нефедьев и, хлестнув коня кнутом, направил его в сторону базарной площади.

– Фома неверующий, - усмехнулся вслед ему Медведев и заискивающе спросил у Михаила Яковлевича, - подвод не дашь в Березов снарядить?

– Где же ты раньше был?
– не глядя на него, ответил Корнильев, усаживаясь поудобнее в саночках.
– Мы с братьями уже отправили два десятка подвод на Демьянское. Коль вернутся до Рождества, то заходи, поговорим, - и, не прощаясь, потихоньку выправил на центральную улицу и также не спеша поехал по самой ее середине, сдержанно отвечая на многочисленные поклоны знакомых.

– От вас, Корнильевых, уж точно правды не добьешься, а туда же, приказных за руку ловить собрались, - зло, сплевывая себе под ноги, раздраженно ворчал Евсей Медведев, - захватили всю власть в городе и корчат из себя Бог весть кого.

А с крыльца тем временем, степенно ступая, сходил губернатор Сухарев, подумывая, какой бы подарок приготовить жене, чтоб не ворчала из-за его очередного опоздания, но, так ничего и не придумав, велел вознице трогать.

3.

Иван Зубарев, все еще подрагивая от пронизывающего насквозь холода, сидел, уютно устроившись, во вместительном возке рядом с худым бледного вида офицером, кутавшимся в теплую накидку с бобровым воротником и насмешливо поглядывающим на освобожденного от веревок своего случайного попутчика. Напротив сидели молчаливые и бесстрастные два офицерских ординарца, а, может, просто слуги, в тяжелых бараньих тулупах и мохнатых шапках, надвинутых на лбы. У обоих топорщились огромные усища, и за все время, что Иван находился в возке, они не проронили не слова. В полном молчании они выскочили на дорогу, где он стоял беспомощный, со связанными сзади руками, быстро разрядили по пятившимся к лесу волкам свои пистолеты, закинули Ивана в карету и, как ни в чем ни бывало, устроились напротив своего хозяина, словно спасение одиноких путников являлось для них делом повседневным и привычным.

– Выпейте для сугрева, - протянул Ивану серебряный походный кубок офицер, и, помолчав, добавил, - ром английский.

Иван, клацая зубами, припал к кубку, моментально осушил его, потряс головой и сипло произнес:

– Благодарю покорно... И за ром, и за то, что от неминуемой смерти спасли.

– Пустое, - с легкой усмешкой отозвался офицер, - будет что в Петербурге рассказать. У вас, в Сибири, так принято - по ночам против волков со связанными руками выходить? Обычай, наверно, такой?
– насмешливо щурясь, спросил он.

– Какой там, к черту, обычай, - огрызнулся Иван, - разбойные люди меня связали, лошадей угнали, и если бы не вы, ваше благородие...
– он выразительно покосился на офицера.

– Да, если бы не мои молодцы, то, надо полагать, утреннюю зорю вы, милейший, встречали бы уже в другом мире.

– Это точно, - поддакнул Зубарев, - в другом.

– Кстати, разрешите представиться, ее величества гвардии поручик Гавриила Андреевич Кураев. Направляюсь в Тобольск по особому поручению одной особы, чье имя счел бы за лучшее не произносить всуе. Позвольте узнать, кому обязан честью находиться рядом?

Зубарев в душе удивился тому, как поручик умеет витиевато и вместе с тем четко, по-военному, изъясняться, и назвал себя:

– Купецкий сын Иван Зубарев, - невольно переходя на тон своего нового знакомого, продолжил, - следовал в губернский город Тобольск с ирбитской ярмарки, да вот...
– и развел руками, показывая, что остальное и так понятно.

– Поди, при деньгах с ярмарки следовали?
– участливо поинтересовался Кураев, но от Ивана не укрылось, что в самой постановке вопроса он не вполне доверял ему.